Я вышел в коридор и быстрым шагом направился в туалет. Гул голосов смолк. Не помню, когда в последний раз мне приходилось наслаждаться подобной тишиной.
Туалет на всех этажах был разделен на умывальник и гальюн. Свет ни там, ни там не горел, но в умывальник отчасти попадал из коридора. Идти во тьму и искать писсуар на ощупь, я не хотел. И я так же не хотел возвращаться в кубрик за фонариком. При особом желании справить малую нужду можно было в ногомойную раковину. Ноги в ней никто никогда не мыл, потому что широкая бадья давно получила другое предназначение. Воскресным утром раковину регулярно заблевывали пьяные курсанты. Туда же бросали окурки из-под сигарет, чтобы лишний раз не тушить их об стены. А иногда среди прочего мусора в ней плавали презервативы.
Сегодня раковина была чистой, если не считать трех окурков, брошенных точно в сеточку, предотвращающую попадание мусора в трубу. В умывальнике никого не было, и я решил, что знак судьбы — не забираться в темный гальюн, а пописать прямо здесь у входа. На всякий случай, я еще раз высунулся в коридор, удостовериться, что меня никто не увидит. Все-таки, поступать так было подло по отношению к наряду, и если бы меня кто-то заметил, в следующий раз, в мой наряд, в раковину подбросят что-нибудь более остроумное.
Спустя несколько секунд дело было сделано. Испытывая странную дрожь, я подошел к умывальнику, помыл руки, ополоснул лицо, и вдруг услышал щелчок.
Сначала мне показалось, что щелчок проник в туалет извне. Откуда-то из коридора или со стороны балкона, куда выходить запрещалось. Но спустя мгновение я услышал скрип открывающейся дверцы, который окончательно рассеял все сомнения. В туалете кто-то был.
Я выскочил в коридор, желая просто исчезнуть в ночи. В тот момент я едва успел повернуть голову, как наткнулся на дедушку.
Если мое лицо выражало испуг, то его образ был полон неимоверного ужаса. Я подумал, что примерно так же, сидя на рельсах, люди смотрят навстречу внезапному поезду. Они даже не могут закричать, настолько страх парализует их нервную систему.
Дедушка затащил меня обратно в туалет и прижал к стене.
— Ты видел его? — прохрипел он.
Он вжал меня так сильно, что я не мог вздохнуть.
— Кого?
— Тихо! — его глаза вылезли из орбит, стоило мне повысить голос.
Дедушка выглянул в коридор и тут же повернулся ко мне.
— Слушай меня внимательно, сынок! — выпалил он. — В моей канцелярии сидит мальчишка. Сейчас ты зайдешь туда и попросишь его убраться! Ты меня понял!?
— Дедушка, три часа ночи, — прошептал я. — Какой мальчишка?
— Заткнись! — проворчал он. — Возьмешь его за шкварник и вытащишь из канцелярии!
Пока он лепетал безутешные фразы, я оценил его внутреннее состояние. Он чувствовал себя прекрасно как некогда, если бы не очевидный ужас, загнавший его в угол.
— Хорошо, хорошо. Только отпусти меня.
Он отпустил, но перед этим добавил:
— Пошевеливайся, сынок! Пошевеливайся!
Его трясло, как погремушку. В уголках губ собиралась пена. На руках выступили вены. Правую часть лица обступили кровеносные сосуды, и я подумал, что одним глазом дедушка меня вообще не видит. Глаз был полузакрыт и смотрелся так, словно его выкололи. Черно-красная прогалина на фоне бурой кожи. Только подергивающееся веко оставляло за собой что-то живое.
Командир роты вытолкнул меня в коридор и растворился во мраке.
Я поплелся по направлению к холлу, надеясь как можно скорее запереться в кубрике и лечь спать. Почему-то сейчас, наличие таких партнеров, как Сантист, меня полностью устраивало. Встречаться с непредвиденным и опасным в одиночку было куда сложнее, чем с человеком, у кого уже имеется в этом опыт. Я уже подбирался к своей двери, а меня до сих пор не покидала мысль, что дедушка спятил и увидел в канцелярии зеленых человечков. «Пора бы, — сказала бы моя мать. — Он давно к этому шел».
В то же время голос разума убеждал меня проверить. До канцелярии от моего кубрика не больше пяти шагов. Мы являлись соседями через коридор. Каждый день я слышал, как он инструктирует суточный наряд перед разводом на дежурство, даже если дверь моего кубрика была закрыта. Мой разум тянул меня туда. Я точно стал на линию, и ей поддался.