— Ишь, какой Гальперин! Сидит в Харькове, а вы тут собираете!
— Эге!
— А почем этот Гальперин продает комку, что вы для него собираете?
— А мы знаем? Может, по целковому, а может, по полтора… Она недешева…
— А вы для него по пятнадцать копеек собираете?
— Эге!
Тут уж (из песни слова не выкинешь) в спокойную нашу беседу начали встревать, с нашей (признаемся!) стороны, слова, которые никак нельзя запечатлеть на бумаге… Нехорошие слова начали встревать.
— Так что же вы, — говорим, — не можете сами того сделать, что делает Гальперин? Не можете сколотить артели, чтоб не кормить Гальперина?
— Да знаете…
— Что знаете?
— Да Гальперин заплатил за аренду четыре тысячи и еще машины…
— А вы этого скопом не могли разве сделать? Разве вам Наркомзем не пошел бы навстречу, не дал аренды в рассрочку?
— Разве нет у вас комбеда, который мог бы на себя это взять? Нет кооперации? Вы стоите, чешете затылки, а Гальперин в Харькове не на комке, а на перинах спит?!.
— Так-то оно так! _Да мы ж народ темный_?!.
— Темный вы народ?!. Как Гальперину (трах, трах, трах!) на перину зарабатывать, так "не темный", а как на себя — "темный"?!.
— Так-то оно (трах, трах, трах!) так! Правильно!
— А потом скулите, что "жисть чижолая".
— Ну что вы с нами сделаете, коли мы такие. Эх (трах, трах, трах!), "жисть"!
— Только это мы и умеем: я на вас "трах", вы на "жисть" "трах", а Гальперины на перинах спят!..
И еще одно. На Денисовой косе, говорят, комки ежегодно собирают около сорока тысяч пудов. Посчитайте, сколько Гальперины смогут приобрести перин из-за того, что "мы ж народ темный". И не забывайте, что для того, чтоб комку собирать, даже "света" особенного не надо: комка сама растет, сама на берег лежится, а ты только сгребай да прессуй…
Так даже и для этого "мы народ темный" (трах, трах, трах!).
1926
Перевод А. и З. Островских.
I
Еще и не сереет на дворе перед рассветом, а под дверью, как из громкоговорителя:
— На ярмарку! Вставайте!
То Еремей Васильевич на своей паре подъехал к школе.
На ярмарку нужно двинуться заранее, так как до нее двадцать верст, а приехать туда нужно так, чтобы и место выбрать, и стать как следует, и не проворонить ни одной минуты на этой самой ярмарке…
Кое-кто еще с вечера двинулся на волах. Так, чтобы по дороге еще и скот попасти. И будет он тогда на ярмарке как налитой, и цены ему тогда не будет.
— Н-н-о, детки!
"Детки" бегут, крутят хвостами, громыхает "ход" — печенка, губы и зубы прыгают.
— Н-н-о! А-вона! А-вон-а-а!
"А-вона" бежит над полем, а колосья царапают по самому "храпу", ну "а-вона" и дергает.
Щелк кнутом… "А-вона! А-вон-а-а…"
…На ярмарку!
Благословило на свет. Показало солнце свое заспанное лицо, ударило лучами по лугам, по степям, по садам, по левадам.
И видно, как до самого того леска, куда только глаз достает, потянулись дорогой возы…
И на лошадях, и на волах, и на коровах… Арбы, возы, возки… С клетками, с сеном, с соломой… А на возах и куры, и овца связанная, и теленок… мычит, пытаясь подняться… А за возами и жеребята, и телята, и коровенки с привязанными к хвосту телятами.
— Гей! Цоб! Цобе! Н-н-но!
На ярмарку!
Идут, идут, идут, идут…
И дорога уже не дорога, а громадная пестрая змея, живая, извивающаяся, не спеша ползет она вон за тот лесок.
И где голова ее и где хвост, неизвестно, ибо протянулась она уже за лесок, а хвост ее за бугром, там где-то, позади.
Наш воз выскакивает из этой змеи, оставляя ее то справа, то слева, громыхает по комьям… Шелестят потревоженные травы…
— Здорово, Петрович! И вы на ярмарку?
— А как же! Здравствуйте!
— "Голландку" свою ведете?
— Вот именно!
— Заливает молоком?
— Заливает!
— Не продешевите ж!
— А это уж как придется…
Визжит на возу поросенок, привязанный веревкой к "драбирке" [1]. Мечется, бедняжка, и не знает, что сегодня он уже не обыкновенный поросенок, а объект домашнего бюджета… . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Ишь! "Барина" повезли!
"Барин" в клетке. Откормленный боров. Клетка высится на бугре, словно купол на церкви, а они "барин", разлеглись и нервно хрюкают…
— Сколько за "барина"?
— На ярмарке спросишь!..
Течет река крестьянских возов… На ярмарку!
