За соседним столом таможенник с триумфальным видом выуживает из чемодана батон салями и с насмешливым возмущением размахивает им, а его вот-вот бывший владелец, раскрасневшись, спорит с ним. Задавака Дэйвс одобрительно кивает в сторону коллеги.
— Не далее как сегодня в первом же чемодане, который я открыл, был кусок мяса, завернутый в тряпку. Он кишел червями. А его владелица мало-мало не выцарапала мне глаза, когда я его конфисковал. Порой диву даешься, до чего же глупа путешествующая публика! Ты не поверишь, какие идиотские вещи некоторые люди пытаются ввезти в страну. — Тут таможенник делает строгое лицо и лупит официальной скороговоркой: — «Извините, сэр, это серьезное нарушение британского закона об импорте — раздел сорок пять, параграф семь „а“. Я вынужден прибегнуть к конфискации и ставлю вас в известность о неизбежности дальнейших юридических последствий». Требуешь паспорт, с каменной рожей заполняешь бланк о нарушении — и видишь, как у дурачка пот выступает на лбу и глаза из орбит лезут. Откладываешь бланк в сторону и со вздохом роняешь: «Ладно, на этот раз прощаю. В суд передавать не стану. Но в следующий раз…» И благодарный олух хватает свой чемодан и трясущимися руками пытается утрамбовать обратно все вещи и застегнуть молнию — как мальчишка, которого мать застала с членом в руке. Британия спасена от контрабанды, а никак не учтенная конфискованная вещь идет в фонд помощи самому себе — побочный доходец, компенсация за тяжелую службу отечеству. Да, и у людей на нормальной работе есть свои маленькие радости. Сорок лет оттрубишь — и получай в награду тесный домик, просторную в талии супругу и капиталец в банке, который позволяет ежегодно пару недель нежиться на солнышке в Коста-Дель-Соль… А у тебя вилла что надо, видел снимки в женином журнале «Хеллоу»! Бассейнище. Джакузи. Дж-ж-жакузи, так его растак. Моя благоверная на меня наседает: хочу эту самую, джакузю. Вынь ей и положь. Жить не может без корыта с собачьими титьками по стенкам. Я ей говорю — на тебе пятерку, купи карри с горохом, нажрись, залезай в ванную и попердывай — чем тебе не джакузя?
Да, я женился на Дон Берчилл — подружке твоей тогдашней подружки Минервы. Невысокая такая, с большими грудями. Ты ее однажды трахнул, помнишь? Нет, конечно. А она — помнит. И после третьего стаканчика любому рассказывает, как ее когда-то оттянул по всем правилам науки великий и несравненный Спайк Матток. Как вы в постели целовались-кувыркались, как она у тебя сосала, а ты ее лизал. И меня частенько донимает: «Почему ты меня никогда не полижешь — как Спайк?»
За соседним столиком таможенник и девушка интимно склоняются над чемоданом, их волосы почти соприкасаются. На неожиданно громко произнесенное «Почему ты меня никогда не полижешь — как Спайк?» они разом поворачиваются, словно сросшиеся головами сиамские близнецы.
— А твои родители по-прежнему живут в Финсбери-парк? То есть твой отец… Приношу соболезнования по поводу кончины твоей матери — читал в газете. Ты и прилетел, разумеется, на похороны. Впрочем, ты наверняка переселил их в более приличный район. По-моему, любой район приличнее Финсбери-парк! Мы сами давно оттуда уехали, перебрались ближе к Хитроу. Я зарекался жить в пригороде, но никогда ведь не знаешь, как жизнь повернет. Человек ко всему привыкает. Мы переехали после рождения нашей младшенькой, Скарлетт. Назвали не в честь Скарлетт из романа, а в честь героини твоей песни. Так жена захотела. Только недавно она призналась, что даже написала тебе письмо и просила быть крестным отцом девочки. Говорит, ты ей ничего не ответил. Возможно, даже письма не получил. Впрочем, тебе таких предложений делают миллион в месяц. Небось держишь платных церберов, которые глупые письма до тебя не допускают и следят, чтоб всякие неумытые в твою жизнь не лезли, не похабили ее своими наглыми желаниями, не отравляли воздух своими банальными испарениями. Любопытно, Батток, какой видится жизнь оттуда, сверху? Какими кажемся оттуда мы?
Набегает толпа из эконом-класса — с горками неказистой поклажи на тележках. Они таращатся на Спайка, переглядываются, его имя шелестит между ними снова и снова. У самого же Спайка голова вот-вот лопнет от боли, словно это и не голова вовсе, а стиральная машина, в которой вертится тысяча мешков с грязным бельем.
