— Устала?
— Чуть жива. Наталья пришла?
— Она в кино. Валерика видела? Я ужин приготовил. Что там новенького? — Как он рад ей был, как суетился!
— Ничего. Семинар, взбучку получила, сидела красная как рак.
— Ужинать будешь?
— Сперва ванну.
— Я подогрею котлеты.
— Не надо — я сама. К нам никто не придет?
— Нет. А что?
— Так просто. Не звонили?
— Подружка твоя,— с неодобрением,— звонила.
— Кто?
— Полина.
— А-а... Больше никто?
— А кто должен был звонить?
— Да никто, что ты ко мне пристал?
Он пожал плечами и снова, на этот раз успокоенно и законно, сел за телевизор. Юля сняла жакет, хотела было повесить, потом, раздумав, взяла его с собой в ванную.
...Шитов смотрел кинофильм.
Юля вышла из ванной в той же одежде.
— Ты почему не переоделась? — оглянулся Шитов.
— Иван, нам надо поговорить.— Юля подошла к столу, оперлась об него рукой.— Дай мне сигарету.— В голосе ее Шитов почуял незнакомое напряжение.
— Ты куришь?
— Да. Снова. Второй год. А ты не замечал?
— Нет. Думал: балуешься.
— — Ничего не замечал?— голос Юли стал еще выше.
— Нет. А что я должен был заметить?
— Что я слишком часто в командировках, не замечал?
Он повернулся, уставился на нее.
— Что я слишком часто болею — это тебе не было заметно? — уже злясь, крикнула Юля.— Ничего не замечал? Нет? Ну и получай —я тебе изменяю!
Иван не шевельнулся.
— Что ты молчишь? Говори! Ну!
— Ты лжешь.— Голос у Шитова стал хриплый, вмиг осипший.
— Нет!! Все правда!! Правда, черт бы ее побрал, правда! —и стукнула кулаком по столу.— Правда!
Он не двинулся с места.
— Это Алексей?
— Да.
— Я думал, ты не допустишь. Думал: пусть, ведь это тоже нужно — флирт, внимание... Думал, не допустишь.— И взорвался:—А ты оказалась сволочью! Уходи! Убирайся!
— Куда? Куда я пойду?
— К чертовой матери! — кричал Шитов.— Уезжай! Чтоб я тебя не видел! — Вскочил — щеки тряслись, размахивал руками, подступал все ближе к ней...
Глянула внимательно, прищуренными глазами, резко повернулась, пошла в прихожую. Взяла сумку, сняла плащ.
— Валерик меня видел,—сказала голосом, отдающим распоряжение.— Скажешь детям, что... что заболела Полина. Что ей очень плохо —я ночую у нее. Завтра... завтра постараюсь в двенадцать быть дома.
— Зачем?
— Будем говорить.
— О чем нам говорить?
— Не теряй головы, Иван.
— Ах ты...
Перестань! — У Юли нервно, болезненно дернулась щека.—И не вздумай проболтаться детям...
— Да ты...
— Я все понимаю, Иван. Все... И спрячь, пожалуйста, от детей свое лицо! — хотела еще что-то добавить, может, даже обидное, но сдержалась. Вышла; прочно захлопнулась за ней дверь.
Шитов пошел по комнате. Попалась под ноги Юлина домашняя туфелька — со злобой пнул ее. Послышался звон разбитого стекла — окно. Кинулся посмотреть.
— Па! — донеслось снизу Валеркино.— Это у нас?
— У нас,— ответил Шитов,— это я...— в отчаянии обернулся, не зная, что придумать, обыскал комнату глазами, вдруг увидел на стене бабочку, невиданно большую и красивую.— Это бабочка влетела, я ее хотел поймать и...
— Ты не порезался?
— Я? — потянулся рукой к острому краю стекла, хотел порезаться, но не решался — отдергивал руку, потом снова тянулся; наконец, зажмурившись, ширкнул рукой по облому. Появилась кровь на ладони.— Немножко! — ответил он сыну.— Не беспокойся! — Сел на стул, сгорбившись, сникнув, смотрел на руку, на кровь. Кровь, накопившись, начала капать на пол. Шитов смотрел, как капает кровь.
В душе его происходило что-то похожее на это, и ему непременно надо было видеть, как из пего, Шитова, вытекала кровь...
Потом встал, пошел на кухню. Смазал рану зеленкой, обмотал бинтом. Вытер в комнате пол. Собрал стекла. Вынес крупные в кухню, возвратился с совком — нетороплив был Шитов, даже замедлен, подробен в движениях, и очень жалел порезанную руку, морщился, если случайно задевал, гримасничал — словно кто видел его,— и на лице была написана боль.
В прихожей раздался звонок.
— А где бабочка? — чуть не с порога спросил Валерик.— Поймал?
Оба оглядели комнату: бабочки не было. Улетела.
Назавтра Шитов, взлохмаченный и небритый, стоял у окна, выходящего во двор. По какой-то инерции, оставшейся со вчерашнего вечера, прислушивался к шумам и шагам на лестнице, поворачивая время от времени к ним голову, хотя двор, по которому должна пройти Юля, виден из окна
