Нет, не прошло мимо. Ваганов встал, пошел от курилки. Сзади грохнул хохот — это Макоев что-то добавил.
Плохо, Стас... Ой как плохо!
Скрыться бы куда! Забраться в угол или закутаться в одеяло и укрыться с головой, как в детстве. Зажмуриться до радуги в глазах.
Хоть бы на губу быстрее отправили! После обеда Ваганов ушел на берег.
— Заберите у него карабин и отправьте в роту,— сказал тогда, ночью, командир батареи начкару Коле Мазуру. Они оба стояли и смотрели на Ваганова, который проснулся, наверное, от их взглядов. Он лежал на нарах в убежище под пушкой, куда забрался — знал, что заберется! — сразу же, как только заступил на смену.
Больше Горб ничего не сказал. Начкар подошел, молча забрал карабин, стоящий у нар. Ваганов только успел сесть.
— Идите в роту,— сказал он и пошел вслед за командиром батареи.
Они ушли, Ваганов медленно поднялся наверх. Там уже стоял Кравченко, поднятый из-за него раньше времени.
— Заснул, что ли? — сердито спросил он.—Ну, будет тебе!
Ваганов поплелся в роту. Все, что было до этого, стерто, уничтожено огромным чувством вины. Бушлат казался тяжелым и неуклюжим от этой вины, бескозырка была нахлобучена нелепо и давила и сжимала голову; Ваганов сворачивал с тропинки, как пьяный брел по траве, ломился через кусты, снова выходил на тропинку, останавливался, садился на траву...
Перед глазами были командир батареи и начкар, стоящие у входа в убежище и молча смотрящие на него. Слов же не было. Своих слов не было ни одного. Только комбатовы:—«Заберите у него карабин и отправьте в роту». И Кравченко:— «Заснул, что ли? Ну будет тебе!»
— Отправьте в роту.
— Заснул, что ли?
Да хрен с ней, с прической, хоть до конца службы лысым буду ходить, лишь бы не было того, что будет завтра!
— За сон на посту...
Скорей бы па губу, скорей бы!..
На гауптвахту Ваганова, однако, не отправили— там в эти дни —курорт! —не было свободных мест.
Дни на батарее идут одинаковые. Подъем, туалет, построение, завтрак; подъем, туалет, построение, завтрак... Занятия: все то же изучение все той же матчасти, все то же повторение инструкции: «В случае, если нарушена связь с центральным постом, я, горизонтальный наводчик, обязан проверить оптическое приспособление»...
— Роте строиться на обед!
— Роте строиться на ужин!
— На вечернюю поверку становись!
— Алтухов! — Есть!
— Басов! — Есть!
— Вабишев! — Есть!..
— Отбо-о-ой!
Всю ночь горит у ревуна боевой тревоги синяя лампочка. Рядом с ревуном еще и звонок. По тревоге они включаются вместе. Сон расшибается соединенным этим звуком, как стекло; просыпаешься настолько ясным, что сразу находишь и пуговицы, и дырки для шнурков.
Когда он кончил реветь, все были уже одеты. Комбат (и откуда он взялся?) скомандовал:
— На берегу часовым замечен нарушитель. Разобран, оружие и за мной!
Никакого строя — это была атака. Не помнили, как взлетели к пушкам, к обрыву. Внизу волны шлепались о камни. Там, у воды, за каким-то камнем прячется чужой. Замер или пробирается сейчас, шурша галькой и оглядываясь.
Включили прожектор. Его луч, белый и твердый, скакал по откосам, и темнота за ним казалась непроницаемой. Что-то сверкнуло внизу, и сразу же простучал автомат. Стреляли батарейцы.
Ваганов вдруг сунул карабин Мазуру, с которым рядом бежал.
— Держи,— сказал он,— помешает. И прыгнул вниз.
— Прекратить стрельбу! — заорал Мазур.— Ваганов внизу!
— Прекра-а-а...— послышался голос комбата — в ответ простучал еще один автомат.
Ваганов съезжал в темноту на ягодицах, на спине, хватаясь за сухую траву руками. Потом полетел вниз, но знал, что сейчас врежется в сухую осыпь и съедет по ней. Мягко коснулся осыпи, покатился, зацепился за что-то ногой, его развернуло, он выставил вперед руки, тормозя изо всех сил ногами по песку. Руки ударились в сухой комок глины, но не очень сильно, он остановился. Все. Можно вставать.
— Ваганов! — услышал он сверху.—Ваганов, где вы?
«Ничего, ничего,— про себя ответил Ваганов,— ничего...»
Встал, начал осматриваться. Внизу забелела площадка гальки. Прыгнул. И так и остался в позе прыжка, ожидая нападения. Темнота убегала под скалы.
Ваганов шагнул вперед.
