— Па, я с тобой.
— И я.
— Прогрей машину.
Надев шубу и сняв ключи, Ирина Сергеевна, пошатываясь, вышла из квартиры.
Глеб Матвеевич быстро переоделся — энергичный, собранный. Вдвоем с сыном они подняли одеяло с Бурбоном и понесли к лифту.
Водительское место Ирина Сергеевна уступила мужу. Тоненько подвывающего спеленатого Бурбона положили на заднее сиденье, с ним сел мрачный, рассерженный Денис.
Торопясь, поехали, не прогрев как следует двигатель на подсосе.
На скользких участках машина часто шла юзом.
— Я тебя умоляю, Глеб, — шептала в страхе Ирина Сергеевна, когда Глеб Матвеевич, выравнивая машину, резко выкручивал руль.
В ватнике и светлых валенках с галошами, Егор Христофорович, пожилой ночной охранник ветеринарной лечебницы, отаптываясь, ждал их у распахнутых ворот.
— Здравствуйте, — сказал Глеб Матвеевич.
Он вышел из машины и с той стороны, где лежала собака, открыл заднюю дверь.
— Ишь как вы его, — покачал головой Егор Христофорович. — Замотали-то.
— А что?
— Не задохнется?
— Осторожнее, дед, — предупредил Денис. — Может цапнуть.
— Меня не посмеет, — сказал Егор Христофорович. — Правда, сынок?
Подтянув одеяло, старик подвез на нем пса к краю сиденья. Прихватив по краям, за концы одеяла, вскинул на руки и понес, охая и покрякивая, в помещение.
— Он тяжелый, — сказала Ирина Сергеевна. — Давайте, мы вам поможем?
— Ничего, я привычный, — ответил старик. — И не таких приходилось носить. Как-нибудь совладаем.
В вестибюле, сразу за дверью, он опустился на колени и аккуратно положил ношу на пол. Чуть распахнул одеяло и посмотрел на собаку.
— Держись, милый, — сказал. — Вон тебя как… Ты кто ж такой будешь-то?
— Бурик, — сказал Денис. — Бурбон.
— А по национальности кто?
— Бордоский дог.
— Бона как, — улыбался ласково старый охранник. — Дог. Да еще бордоский. Ты по-русски-то понимаешь?
— Понимает, — сказал Денис.
— Это хорошо. Значит, побеседуем. А вы езжайте, не беспокойтесь, — обернулся он к Глебу Матвеевичу. — Скоро доктор обещался. Я ему помогу, если что. Заштопаем. Будет как новенький. Езжайте. Теперь, ежели что, — завтра проведаете.
— Вам Виктор звонил?
— Он что, знакомый ваш?
— Друзья, дед. С детства.
— Добрый доктор. Отзывчивый. У нас редко оперирует, всё больше людей чинит. Это вы упросили?
Глеб Матвеевич кивнул.
— Наш Лукьян тоже хороший врач, вы не думайте.
— Не сомневаюсь.
— А это жена твоя? И сынок?
— Да.
Двухэтажное здание ветеринарной лечебницы упиралось в высокую мрачную стену какого-то завода. Вдоль фасада тянулась ржавая, видимо, заброшенная узкоколейка. Двор за въездными воротами был узок и тесен, по углам его возвышались аккуратные увалы снега.
Приехав сюда на другой день, Проскуряковы едва нашли место, чтобы поставить машину, втиснув ее почти впритык между палевым «москвичом» и серой «Волгой».
В прихожей и в коридорах лечебницы настаивался тяжкий запах лекарств и псины. У окошка регистратуры, около кабинетов, кучно стояли и сидели посетители.
Болонок, спаниелей, карликовых пуделей хозяева держали на руках, на коленях, под мышкой, как сумочку, или в рюкзаке за плечами. Псов покрупнее: боксеров, лаек, овчарок — усаживали на поводке у ног, любовно оглаживая по холке. Временами из какого-нибудь кабинета, сквозь плотно прикрытые двери и перегородки, явственно долетал стиснутый приглушенный визг или гавк, и псы, до того смирно ожидавшие в коридорах, дружно поднимали в ответ ворчливый, перебивчивый, разноголосый лай.
Отыскивая нужный кабинет, Ирина Сергеевна шла, прячась за спины мужа и сына. Ей казалось, что именно на нее, ворча, косится брыластый, крупноголовый боксер с загипсованной лапой, а пятнистый одноглазый дог, напружинившись и вскинув уши, вот-вот выкинет что-нибудь неожиданно дикое. Ее угнетала здешняя обстановка — несчастные хозяева со скорбными лицами, увечные, больные собаки, чересчур экономное освещение, исцарапанные, выщербленные, со следами собачьего буйства двери и стены, темно и густо истоптанный пол.
— На втором, пап, — подсказал Денис.
Они поднялись по лестнице, и Глеб Матвеевич, постучав, приоткрыл дверь с табличкой «Операционная».
— Простите, — сказал он, — нам нужен Налепа. Лукьян Лукич.
