На следующий день я поступил в хирургию Боткинской больницы, где были нормальные, вменяемые врачи. Мы сразу подружились. Я рассказал им пару медицинских анекдотов, они поржали и угостили такой скабрезной историей, что я опять изменил цвет кожи и долго мотал головой: “Ну и ну!”. Зато тошнить перестало.
Палата была на троих. Один был лежачий, тяжелый. Оперирован уже дважды, ожидал третьего захода, но бодрости не терял. Рабочий человек, наладчик ткацких станков. Звонко пукал, чуть даже подпрыгивая и придерживая изрезанный живот двумя руками. Улыбался застенчиво. За ним ухаживала молчаливая и сноровистая жена. Между собой они почти не разговаривали, только обменивались взглядами. У них была, безусловно, телепатическая связь. Он только взглянет — она подает стакан с морсом. Опять глянет — надевает ему на нос очки и подсовывает газету. Потом она уже на него вопросительно посмотрит — он опустит ресницы. Тогда жена садится в уголочке и доедает его кашу. Чтоб не пропадало добро. Не жизнь, а песня без слов. Даже завидно. И — главное — молча.
Второй сосед — здоровенный битюг, геодезист. Таскал грузы, нажил грыжу. В паху надулась шишка и затянула туда яйцо. И тот, и другой предмет он сравнивал по величине со своим кулаком — размером с дыню-“колхозницу” или средний капустный кочан. Хороший размер. Но ходить пришлось, только широко расставляя ноги. Мешал “кочан”. Какая уж тут геодезия! Его прооперировали, яйцо вернули на место, а на грыжу положили прочную капроновую заплатку. Люкс! Вот он и прижимал постоянно одной рукой это местечко. Вспомнился ильфовский персонаж, который любовно оглаживал созревшую грыжу. Другой рукой геодезист решал кроссворды, выкрикивая: “Парнокопытное животное, оканчивается на “Л”. “Осел” — сразу отвечал тяжелый больной. “Смотри ты, — удивлялся геодезист, — печенка ни к черту, а башка работает точно по азимуту”. “А то!” — гордо отвечал пукающий страдалец.
В общем, они друг друга весьма развлекали, а мой желчный пузырь не давал мне предаться радостям общения. Уже на другое утро, уложив на узенькую каталку и придерживая, чтоб не скатился, постовые медсестры доставили меня в операционную.
Очнулся я через пару-тройку часов на той же своей кровати, обвешанный трубками, о которых уже красочно повествовал. Первое, что ко мне пробилось сквозь наркотический туман, был вопрос геодезиста: “Принадлежность дамского туалета, первая буква “Т”. “Титьки”, — уверенно ответил другой сосед и заржал. Верная жена вздохнула, поцеловала мужа в лоб и удалилась.
Хирург, который меня оперировал, славный и рукодельный парень, радостно улыбаясь, принес в марлечке целую пригоршню мелких камней и песка: “Все из вашего желчного пузыря. Прямо песчаный карьер, хоть грузи в самосвал”. Соседи уважительно хмыкнули.
Дальше все пошло обычным путем — удалялись трубки, заживлялись раны, снимались швы. Я уже ходил по палате, потом, шаркая тапками, гулял по старинному сводчатому коридору. Красиво!
Но старинным был не только коридор. Старше него был туалет. По-моему, он возник в чистом поле, рядом с ипподромом. И купец Солдатенков, меценат и благодетель, вокруг него и обустроил больницу для простого народа. Вполне логично. Он часто посещал ипподром, считался спортсменом (в те годы игроков на конных бегах, просаживавших целые состояния, называли этим именем) и, заглаживая вину, построил не церковь, а больницу. Церковь тоже, но уже позже. В советское время там, конечно, устроили морг. Начальство посчитало, что так ближе к небесам.
Но вернемся к туалету. Там все время было что-то сломано — то вода хлестала, не считаясь с ручками слива, то ручки слива намертво прилипали и вообще не пропускали воду. Еще и стульчаки-лиры были треснутыми. Если попа молодая и крутая, то как-то сесть можно, а если дряблая, лучше не садиться — прищемит, как тиски. Обратно не отдерешь. Да туалет вдобавок был общим — и мужским, и женским. И не запирался. Задвижки были содраны и понуро болтались на одном гвозде.
Когда я решил навестить это заведение и, кряхтя и стеная, только приблизился к нему, энергичная санитарка, страстно шуруя огромной замотанной шваброй, оглушила: “Мужчина, вы куда? Там дамы засели! Теперь их не скоро выковырнешь”. — “А как же?..” — “А так же — потерпите”. Однако, легко сказать…
