Родитель мой и на это ничего не ответил. Я дернул его за рукав.
— Отец, — шепнул я совсем тихо.
Он метнул на меня такой взгляд, что все у меня внутри похолодело. Никогда не видел я у него такого взгляда. Я помолчал, потом робко дернул его еще раз:
— Купите мне водички с красным сиропом.
Я хотел было добавить к своей просьбе привычное «отец», но взгляд его, еще более ожесточенный, заставил меня осечься. Тут и Шандор Бесе заметил меня.
— Сын аль внук? — спросил он.
— Внук. Выпьем еще по стаканчику?
Я удивленно уставился на отца и даже чуть отодвинулся от него, у меня аж перед глазами поплыло.
— Внук, говоришь? Ну, конечно, — подхватил Бесе. — Да и откуда у тебя быть такому малому сыну, тебе ведь тоже, поди, под шестьдесят?
— Еще годок, и шесть десятков сравняется. Фери, принесите-ка нам еще литровочку! — крикнул отец хозяину заведения и опять повернулся к приятелю. — Значит, такие твои дела, Шандор… Хозяйствуешь, стало быть?
Бесе в ответ кивал головой, но вдруг замер.
— Помнится, на фронте ты ни разу не сказывал, что ты женатый. А ведь ежели у тебя уже внук такой, ты еще до войны должен был жениться.
Отец пожал плечами.
— А чего тут было сказывать?
— Три года бок о бок промаялись, а ты ни разу и словом не обмолвился… Прямо диву даюсь…
Отец, не обращая внимания на его слова, разлил вино по стаканам.
— Давайте выпьем, — сказал он и поднял свой стакан.
Шандор Бесе хлебнул глоток, а затем обратился ко мне:
— Ну что, малец, любишь небось деда Сабо?
Я повернул к нему голову. Громкое биение моего сердца заглушало даже шум в зале, приветливо улыбающееся лицо старого отцовского приятеля расплывалось у меня перед глазами. Я молчал.
— Экий ты несмелый!
Я покосился на отца: упорно отмалчиваясь, он не отрывал глаз от стола, морщины на его лице резко обозначились.
— А на вид посмотреть — вроде он сообразительный, — продолжал Бесе.
— Мальчонка смышленый, — заговорил отец враз осевшим, хрипловатым голосом, а Бесе опять принялся меня выспрашивать:
— Батька-то твой чем занимается, малыш Сабо?
Я не успел открыть рот, как отец опередил меня:
— Не приставай к нему, Шандор, все равно его разговорить не удастся… Прямо не знаю, что за мальчишка такой уродился: как среди чужих попадет, из него клещами слова не вытянешь.
— Ничего, освоится, — сказал Бесе и погладил меня по голове, заговорщицки подмигнув: — Верно я говорю, парень? — И опять обратился к отцу: — Наверно, сын у тебя тоже в солдатах? Вот малец и помалкивает должно, неприятно ему, когда отца поминают…
— Нет, — отвел отец его вопрос. — Он не в солдатах.
— Признали негодным, на фронт не взяли?
— Да.
— Счастливый ты человек, Йошка. А я своего выкормил-вырастил, и вот тебе… Был сын, и нету больше… Эх, война проклятущая!
Отец согласно кивал, затем сам принялся расспрашивать:
— Какие виды на урожай в ваших краях, Шандор?
— Пока грех жаловаться.
— Смотри не сглазь, — вмешался Янош Калло.
Мужчины перебрасывались замечаниями, пили, беседа текла в полном согласии, на меня внимания больше не обращали. Я прислушивался к их разговору, но с трудом улавливал лишь отдельные слова. Стоял сбоку и все смотрел, смотрел на отца, на его неподвижно опущенную голову, и дышать мне становилось все тяжелее. Он упорно избегал смотреть на меня. Голова у меня кружилась, лоб покрылся испариной, я судорожно сглатывал слюну.
— Глянь-ка, Йожи, малец побелел весь, — проговорил вдруг Шандор Бесе, прервавшись на полуслове, и наклонился ко мне: — Уж не захворал ли ты, малыш Сабо?
Стиснув зубы, я молчал и настойчиво искал отцовского взгляда, а когда наконец он взглянул на меня, я с такой силой уставился в эти чужие голубые глаза, что он снова отвернулся.
— Сними пиджачок, полегчает, — бросил он и обратился к остальным: — Духотища тут, хоть топор вешай.
— Да, по питейным заведениям ходить — тут, брат, привычка требуется, — засмеялся Янош Калло.
Не знаю, сколько простоял я так, в мучительном дурмане, отстранясь от отца. Помню лишь, что когда отцовские приятели поднялись и распрощались с нами, выражение лица у него вдруг сделалось совсем другое. Он повернулся ко мне и каким-то странным, хрипловатым голосом спросил:
