Собственное утверждение о несовершенстве равновесия расстроило Линна. Это справедливо, но в этом скрывается и величайшая опасность для мира. Мир зависит от того, насколько совершенно равновесие. Если небольшие нарушения равновесия, которые существовали всегда, слишком вырастут в том или другом направлении…
Почти с самого начала холодной войны обе стороны создали термоядерное оружие, и война стала немыслимой. Соревнование из военной области перешло в экономическую и психологическую и таким и оставалось все время.
Но всегда стороны пытались нарушить равновесие, парировать достижение соперников, самим добиться такого, что невозможно отразить, – пытались придумать что-нибудь такое, что снова сделало бы возможной войну. И не потому что стороны так хотели войны, но потому что каждая боялась, что противоположная сторона сделает открытие первой.
В течение ста лет шла эта борьба на равных. И уже сто лет сохраняется мир, а как побочный продукт интенсивных исследований возникли силовые поля, использование солнечной энергии, контроль за насекомыми и роботы. Обе стороны делали первые шаги в постижении менталики – так была названа наука о физикохимической и биопсихической природе мысли. Каждая сторона имела станции на Луне и Марсе. Человечество на принудительной тяге огромными шагами шло вперед.
Для обеих сторон было необходимо сохранять приличия и человечность, вопреки жестокостям и тирании.
Не может быть, чтобы равновесие нарушилось и началась война.
Линн сказал:
– Я хочу посоветоваться с одним их моих людей. Хочу знать его мнение.
– Ему можно доверять?
Линн с отвращением взглянул на него.
– Боже, все наши люди проверены и просвечены до смерти вашей службой! Да, я ручаюсь за него. Если нельзя доверять такому человеку, как Хэмфри Карл Ласло, значит мы вообще не сможем ничего противопоставить их удару.
– Я слышал о Ласло, – заметил Брекенридж.
– Он подходит?
– Да.
– Хорошо. Пригласим его и узнаем, что он думает о возможности вторжения роботов в США.
– Не совсем так, – негромко возразил Брекенридж. – Вы все еще не восприняли всю правду. Узнаем, что он думает об уже осуществленном вторжении роботов в США.
Ласло – внук венгра, прорвавшегося сквозь так называемый железный занавес, он всегда чувствует себя вне подозрений. У него плотное телосложение, лысина и постоянное сварливое выражение на лице с курносым носом. Но произношение у него гарвардское, и говорит он обычно излишне вкрадчиво.
Для Линна, который после многих лет административной работы понимал, что отстал от науки, Ласло был удобным источником различных познаний. В присутствии этого человека Линн почувствовал себя увереннее.
– Ну, что вы думаете? – спросил Линн.
Лицо Ласло исказила яростная гримаса.
– Они далеко опередили Нас? Абсолютно невозможно. Это означало бы, что Они создают гуманоидов, неотличимых от человека на близком расстоянии. Это означало бы значительный прогресс в робоменталике.
– Вы заинтересованы лично, – холодно заметил Брекенридж. – Оставляя в стороне профессиональную гордость, почему вы считаете невозможным, чтобы Они опередили Нас?
Ласло пожал плечами.
– Уверяю вас, я хорошо знаю Их литературу по роботике. И примерно представляю себе, где Они находятся.
– Вернее, как Они хотят, чтобы вы представляли себе это, – поправил Брекенридж. – Вы когда-нибудь бывали на той стороне?
– Нет, – коротко ответил Ласло.
– А вы, доктор Линн?
– Тоже нет.
Брекенридж спросил:
– За последние двадцать пять лет кто-нибудь из специалистов по роботике приезжал с той стороны? – Вопрос он задавал уверенно. Знал ответ.
На несколько секунд повисло тяжелое молчание. Лицо Ласло приняло беспокойное выражение. Он сказал:
– Кстати, Они уже давно не проводят конференции по роботике.
– Двадцать пять лет, – сказал Брекенридж. – Разве не интересно?
– Возможно, – неохотно согласился Ласло. – Но меня беспокоит кое-что еще. Никто из Них не приезжал на Наши конференции по роботике. Не могу припомнить ни одного случая.
– Их приглашали? – спросил Брекенридж.
Линн, удивленный и встревоженный, вмешался:
– Конечно.
Брекенридж спросил:
– А от других конференций, которые Мы проводим, Они тоже отказываются?
