— Наверно, я женолюб! — говорю я.
— Наверно, да, — отвечат она. — Как-то раз вы уже пытались ко мне приставать…
— Ну и как же вы поступили? Наверно, сказали: «Ах что вы, господин Ферн!»
— Казалось, вы вдруг что-то вспомнили. Это было на прошлой неделе!
— Ну и как же вы поступили?
— Усадила вас раскладывать пасьянс!
— Ловко!
Оказывается, Мартин Ферн, этот заводной паяц, вдруг начал что-то припоминать. Выйдя из повиновения, робот протянул к девушке свои хищные лапы.
— Мне пришлось дать вам по рукам!
— Расскажите-ка мне еще про доктора Эббесена!
— Нет уж, увольте!
— А я и так догадываюсь: жена его не понимает!
— Она его бросила!
— И вы решили его утешить!
— Вот это уж совсем не остроумно, господин Ферн!
— Где мой пасьянс?
Она подходит к письменному столу, открывает ящик. Вынимает оттуда прозрачный мешочек с кубиками.
— Так вот, значит, чем я развлекался? — спрашиваю я, вытряхивая кубики из мешочка. Она стоит рядом. Плечом ощущаю ее теплое бедро.
— Кажется, я сейчас снова буду к вам приставать! — говорю я.
— У вас что, других мыслей в голове нет? — спрашивает она, отшатываясь от меня.
— Да, особенных нет! Что вы хотите — природа!
Кубиков оказалась целая уйма. На одних намалеваны цветы, на других — кошки, заборы, дома, облака.
— Ну и как, забавляла меня эта игра?
— Трудно сказать. Вас что-то очень угнетало. Вы были похожи на большого грустного пса. А эту игру с кубиками придумал для вас доктор Эббесен!
— Вы в него влюблены?
— Замолчите, господин Ферн!
— Вы правы, я слишком любопытен.
— Зачем вам это?
— Может быть, это нужно Мартину Ферну?
— Вы все валите на него!
— Так это же из-за него я сюда попал!
— Мне пора приниматься за дело! — говорит она. — Сейчас я принесу вам чистую пепельницу!
— Блестящее обслуживание!
— Вы же за это платите! И немало.
— Значит, я богат! Ну просто не жизнь, а сказка! А все же вы мне не сказали, влюблены вы в доктора Эббесена или нет.
— Ни в кого я не влюблена! — бросает она и уходит.
Спустя минуту она возвращается с чистой пепельницей. Я пожираю ее глазами. Она краснеет. Когда она закрывает за собой дверь, я закуриваю сигарету и лениво пытаюсь вообразить, как бы я лег с ней в постель.
Снова сажусь за письменный стол. Второй день моей жизни. Слева, значит, парк. Справа моя комната.
По парку среди окаменевших фигур начала века снова порхает Улла Ропс. Пробившись сквозь тучи, солнце залило газоны и дорожки, посыпанные гравием.
Из беседки выходит сторож. Расстегивает пояс, вытирает голову носовым платком, сдвинув фуражку с золотыми позументами на затылок. Время остановилось.
Пасьянс оказался на редкость сложным. Мне удалось составить из кубиков часть стены, покрытой плющом, а также декоративные растения, флоксы и астры. Слева на меня смотрел одинокий собачий глаз, справа висело облачко. Вот чей-то палец с кольцом, а вот ботинок. Дальше небо, а может, синяя занавеска? Крокетные ворота, шары, как положено в приличном английском саду. Все на месте, вот только непонятно, что к чему. Беда с этими английскими кубиками. Всегда смутно представляешь себе, что там должно быть изображено. Взаимосвязь предметов выявляется лишь по мере того, как складываешь кубики. А вообще-то картинка премилая. Уют и благополучие.
Нет, неохота мне с этим возиться. Кладу кубики в мешок и закрываю ящик.
Улла Ропс все так же мелькает между деревьями. За ней с трудом поспевает энергичный санитар. Из окна все отлично видно. Вот силуэты начала века. Прогуливающиеся господа с пышными усами. На одних белые летние пиджаки, на других черные костюмы. Они собираются кучками и надолго застывают в одной позе, толкуя о болезнях, погоде и опять о болезнях. Старые, с дрожащими руками, слабые, истощенные. Но есть среди них и тучные, с трудом переставляющие ноги. Мартин Ферн разглядывает их в окно.
Тяжелый пряный воздух с нагретых лугов проникает в комнату. Где-то вдали раздается колокольный звон. На другой стороне озера к небу вздымается тонкая струйка дыма, похожая на каплю туши, стекающей по бумаге. Над озером повстречались две чайки. Шесть уток клином проносятся в небе. Перелетные птицы на редкость стремительны. Куда только они летят?
