Даже в постройке собора святого Вита, гордости Праги, принимал участие, если верить одной из легенд, не кто иной, как черт. Каково? Черт в роли прораба! И надо ему отдать должное: выполнил взятые на себя обязательства — помог архитектору создать купол, который не опирается на стены, а свободно парит над землей. Однако, как водится, архитектор расплатился за это душой. Можно без преувеличения сказать: вложил душу в свою работу!
Кое-что Достоверно в легенде, спору нет. Это — купол. Он действительно выглядит так, будто парит без всякой опоры над Градчанами15 подобно облаку…
Хорошо, а Голем? Любой житель Праги охотно покажет вам дом, где якобы и по сей день обитает Голем, прародитель всех роботов на свете, изготовленный из глины хитроумным механиком и каббалистом в XVI веке — по «спецзаказу» императора Рудольфа.
Дом этот возвышается на берегу Влтавы, по соседству со старым еврейским кладбищем, которое расположено в центре бывшего гетто на крохотной площадке. Худосочные деревца, похожие на водоросли, робко тянутся к солнцу из затененной четырехугольной пропасти. А на дне ее тесно, почти впритык, торчат покосившиеся надгробья — как бурелом. Мертвецы лежат на кладбище в семь накатов.
Так вот, не часто раза два в столетие, в доме рядом с кладбищем в одном из окон появляется серое неподвижное лицо. Это Голем безмолвно напоминает о себе.
А может быть, отчасти завидует славе нынешних, усовершенствованных роботов, магии XX века? Ведь все они — земляки его, родились в Праге, придуманные великим фантазером Карелом Чапеком».
Именно в Праге, набитой всякими волшебными россказнями, предстоит Савчуку разгадать причудливую этнографическую загадку. В ней переплелись легенда и современность, старые суеверия, запреты и живая боль двух юных разлученных сердец…
Подавляя волнение, Савчук сделал два-три шага по тесному читальному залу.
Тотчас несколько пар глаз с молчаливым укором обратились к нему. Бормоча извинения, он отступил на цыпочках к окну.
Кто эти углубившиеся в чтение манускриптов люди? Аспиранты или студенты последних курсов? Прага — город студентов. Знакомя Савчука со столицей Чехословакии, ему объяснили, что перед основанием Пражского университета тут проживало всего около тридцати тысяч человек. Зато уже спустя десять лет население города увеличилось до пятидесяти тысяч, и студенты составили пятую его часть.
Понятно, было это очень давно — в XIV столетии. Но что значит «давно» или «недавно» для историка, и в особенности здесь, посреди узких пражских улиц, где на дверях домов еще можно увидеть эмблемы, заменявшие номера, — изображение оленя, страуса, скрещенных мечей и т. д.?
Большинство жителей Праги проникнуты ощущением истории. Еще в 1945 году Савчук имел случай убедиться в этом.
В прогулках по Праге его сопровождал тогда старичок переводчик пан Франце. Семеня рядом, трещал без умолку, как гостеприимный заботливый кузнечик. Остановясь посреди Карлова моста, он объявил:
— Отсюда кнези католические сбросили нашего Яна Непомука. — И, вздохнув, добавил огорченно: — Ужасные сволочи были эти кнези католические!
А пройдя еще по мосту, пан Франце вдруг развеселился. Он рассказал Савчуку о деревенщине, провинциальных простаках, над которыми пражане потешаются до сих пор. Дело в том, что император Карл распорядился свозить изо всех окрестных сел яйца на строительство моста — на яичном белке замешивали в средние века известь. Крестьяне одной деревни перестарались и пригнали обоз с яйцами, сваренными вкрутую. Спутник Савчука долго смеялся над чудаками XIV века.
Просто удивительно, как в Праге история соседствует с современностью, а будничное переплетается со сказочным.
Порой Савчук жалел, что не побывал здесь в молодости. Быть может, увлекшись готикой, стал бы не этнографом, а историком-медиавистом, специалистом по средневековью. Но тогда он не встретил бы в Таджикистане девочку со сросшимися на переносице бровями, гибкую, пугливую и стремительно-быструю, как ящерица. Имя ее было Нодира, что по-таджикски значит «Редкостная».
Глядя в окно на Прагу, которая то исчезала, то вновь возникала из-за колышущейся водяной завесы, Савчук по контрасту представил себе ослепительно белые, залитые солнцем долины Таджикистана. Осенью там хлопотная хлопковая страда. Под безоблачным небом колхозники, сгибаясь и разгибаясь, медленно продвигаются по полю. Среди них, вероятно, и Нодира, уже не девочка, а девушка неповторимой красоты и очарования. Волосы ее, заплетенные в шестнадцать косичек, раскачиваются над землей, и чуть слышно позвякивают круглые колокольчики на концах кос. О чем говорят ей на ушко эти колокольчики? Смуглое круглое лицо ритмично склоняется над коробочками с ватой, глаз не видно, однако Савчук знает: они печальны…
