Мидийцы, со своей извечной страстью перенимать чужие обычаи и приспосабливать чужих богов к своим укоренившимся священным обрядам, вывезли этих крылатых каменных демонов из древнего города Ашшура. Крылатые быки-шеду должны были оберегать покой мидийских владык. Впрочем, эти исполины не спасли мидийского царя Астиага от поражения в войне с персами, как не спасли они последних ассирийских царей от победоносных вторжений тех же мидян.
Дарий часто подолгу разглядывал человекоголовых быков, которые казались ему живыми существами. Проходя впервые мимо двух исполинских шеду при входе во дворец, Дарий воочию увидел, как эти каменные изваяния одновременно сделали шаг вперед!
Позднее Дарию объяснили, что подобный эффект достигается за счет третьей передней ноги, которая не видна спереди, зато хорошо заметна сбоку. И все же Дарию казалось, что ночами крылатые быки разгуливают по залам дворца, ему даже порой мерещился гулкий цокот их тяжелых копыт. Поэтому на ночь Дарий покрепче запирал дверь в свою спальню, хотя понимал, что она явно низковата для таких гигантов.
Однако сегодня Дарию не пришлось погулять по дворцу.
– Довольно таращиться на каменных истуканов, сын мой, – сказал Гистасп, пригласив его в свои покои. – С тобой желает встретиться Атосса, дочь Кира.
Дарий был смущен этим известием, но постарался не подать виду.
Он многое слышал об Атоссе, о том, как она умна и проницательна, как похожа на своего великого отца и внешностью, и характером. Про Атоссу говорили, что ей следовало родиться мужчиной, тогда наследие Кира оказалось бы в надежных руках.
Эта встреча была обставлена всевозможными предосторожностями. Гистасп явно старался сделать так, чтобы об этом не узнали остальные заговорщики.
Дарий был несколько озадачен таким поведением отца, но ни о чем его не спрашивал, ибо видел по его лицу, что Гистасп не расположен отвечать на прямые вопросы.
Пожилой евнух с желтым лицом сопровождал Гистаспа и Дария до узкой длинной галереи, обставленной большими кадками с землей, в которых были высажены всевозможные пышно распускающиеся растения с большими листьями и красивыми цветами. Затем евнух и Гистасп остались у подножия широкой каменной лестницы с перилами из белого мрамора, а Дарий, следуя наставлениям отца, взошел по ступеням на галерею.
Он не сразу заметил Атоссу из-за густой зелени и слепящих потоков солнечного света, падавших из узких окон. Лишь сделав несколько шагов вдоль густых насаждений, Дарий вдруг узрел впереди статную женскую фигуру в длинном розовом платье и белой накидке с бахромой.
На почтительный поклон юноши Атосса ответила изысканным приветствием:
– Луна и солнце радуются, глядя на тебя, Дарий. Возрадуюсь и я!
– Твои слова как мед, прелестная дочь Кира, – Дарий поклонился и приложил правую руку к сердцу.
Пристальный взгляд серо-зеленых глаз, подведенных сурьмой, слегка смутил Дария. Он глубоко вздохнул, не зная, что сказать.
– Так это ты убил мага Смердиса? – спросила Атосса.
– Да, – ответил Дарий, удивляясь тембру голоса, который удивительно подходил к ее внешности.
Казалось, женщина с таким удивительным грудным голосом, не слишком высокие тона которого гармонично преломлялись едва заметными контральтовыми звуками, не способна лгать и тем более нести какую-нибудь чушь. Голос Атоссы действовал на Дария слегка завораживающе, словно обволакивал, расслабляя его волю.
По взгляду Атоссы Дарий понял, что она удивлена тем, как ему, не обладавшему мощным телосложением, удалось одолеть гиганта Смердиса.
– Ты, наверное, смел и ловок? – спросила она.
Дарий ответил, что из всех заговорщиков самым смелым был, пожалуй, Гобрий, а самым ловким – Интаферн.
– Однако ловкость не спасла Интаферна от потери глаза, – заметила Атосса.
– В узком коридоре Интаферну было трудно увернуться от стрелы, – пояснил Дарий.
Атосса пожелала узнать в подробностях, как заговорщики расправились с братьями-магами.
Дарий обрисовал все случившееся в крепости Сикайавати скупыми скомканными фразами, словно стесняясь своего участия в этом деле.
«А он скромен и, кажется, не глуп, – отметила про себя Атосса, внимая Дарию. – Нос у него, конечно, длинноват, и рот не особенно красив, зато усы и борода придают ему мужественности. Он робеет предо мною – это хорошо».
