– О боги! – вырвалось у пораженного Арсама.
В тот день на площади Пасаргад не было никаких судебных разбирательств.
Арсам позвал к себе домой градоначальника и фрашараку, чтобы поделиться с ними тем, что он услышал от Каргуша.
Шурин Арсама был склонен верить слухам.
– Это же немыслимо, чтобы Бардия казнил Прексаспа! – молвил он. – Даже если бы такое случилось, то Бардия ни за что не назначил патиакшем негодяя Ардиманиша. Кого угодно, только не его! Значит, верно то, что на троне сидит не Бардия, а его двойник.
– Этого не может быть! – возражал фрашарака. – Как можно убить царя незаметно для окружающих!? Убить во дворце, полном слуг и телохранителей!?
– Камбиз тоже был убит во дворце, – хмуро заметил Арсам, – и ни стража, ни евнухи не спасли его от гибели.
– С чего ты взял? – не согласился с другом фрашарака. – Камбиз же умер от увечий, упав с коня. Об этом все говорят.
– Камбиз был убит заговорщиками, – упрямо сказал Арсам. – Я кое-что разведал и примерно знаю, кто отважился на это. К сожалению, прямых доказательств у меня нет, но уверен: со временем они появятся.
– Скажи прямо, что ты подозреваешь Бардию в умерщвлении брата, – фрашарака пристально посмотрел на Арсама. – Обвинять в злодеянии царя, даже если правота на твоей стороне, – дело опасное.
– Бардия мертв, – промолвил шурин Арсама, – поэтому обвинять некого.
– Это всего лишь слух, – отмахнулся фрашарака.
– Уштан, ты не веришь своим ушам. Тогда, может, глазам поверишь? – произнес Арсам.
Уштан понял намек.
– И впрямь! Съезжу-ка я в Экбатаны, – с воодушевлением вымолвил он. – В свое время я оказывал услуги Бардии, не откажет же он мне в просьбе лицезреть его.
Разговоры, которые ведутся на мужской половине дома, очень скоро становятся известны и в эндеруне.
Дарий, вернувшийся из очередной вылазки по горам и дальним селениям, куда забирались все, страшившиеся правосудия, удивленно уставился на Статиру, когда та сказала ему:
– Обещай мне, что не пойдешь к своей египтянке, тогда я поведаю тебе ужасную тайну. Дело касается царя царей.
Намек Статиры пробудил в Дарий любопытство, ее тон и взгляд заинтриговали его. Он дал обещание.
Статира затащила мужа в укромную комнату и шепотом рассказала все, что ей стало известно о смерти Прексаспа и о двойнике Бардии.
Дарий не поверил жене, до того нелепым показался ему ее рассказ.
Статира обиделась.
– Не веришь, спроси у своего деда! Или у дядюшки Багасара спроси. А еще лучше расспроси-ка Каргуша, который привез эти известия из Экбатан.
Багасаром звали шурина Арсама.
Дарий предпочел не вдаваться в расспросы, полагая, что со временем лживые россказни утихнут сами собой и истина восторжествует.
Неожиданно в гости к Арсаму пожаловали Интаферн, сатрап Кармании, Мегабиз, сатрап Арахосии, и Аспатин, сын казненного Прексаспа.
Целая кавалькада всадников на разномастных поджарых лошадях проехала по узким улицам Пасаргад. В глаза бросались ярко-желтые и ярко-красные попоны с кистями и длинной бахромой; звенели уздечки, украшенные золотыми и серебряными бляшками. Кони сатрапов, их телохранителей и свиты были украшены позолоченными пластинчатыми налобниками, над подстриженными гривами топорщились красные и белые пышные перья, вставленные в специальные зажимы между лошадиными ушами.
Плащи наездников были покрыты пылью, все были в башлыках, скрывающих половину лица.
Большой двор в доме старого Арсама наполнился людьми и лошадьми; все коновязи были заняты. Туда-сюда сновали слуги, кучками стояли воины, опираясь на копья. Любопытные рабыни выглядывали из маленьких окошек поварни, которая примыкала к эндеруну.
По законам гостеприимства, прежде чем заговорить с гостями, хозяин дома должен был дать им возможность умыться и отдохнуть с дороги.
Пока гости приводили себя в порядок, Арсам изнывал от нетерпения и беспокойства. Он понимал, что сатрапы приехали к нему неспроста. К тому же с ними Аспатин, которого разыскивают слуги царя, чтобы предать смерти, как и его отца. Приезд Аспатина тревожил Арсама больше всего, ведь наверняка Интаферн и Мегабиз станут просить у него защиты для Аспатина от царского гнева. Противиться воле царя Арсам как царский судья не смел, но оттолкнуть просящего о помощи ему запрещал все тот же закон гостеприимства, а высший закон – Справедливость – повелевал выслушать гостя и поверить ему.
