«Что ни говори, но персидские владыки обликом своим и существованием в таких дворцах, среди полнейшего раболепства, скорее ближе к богам, нежели к обычным смертным людям», – невольно подумал Гистией.
Задумавшись, он не сразу расслышал голос Багея, который обратился к нему по-гречески.
– Ты слышишь меня, Гистией? – вновь повторил Багей. – Царь желает выслушать тебя.
– Меня? – Гистией вдруг оробел и смутился. – Но почему меня?
– Смелее, Гистией, – прошипел Багей. – Я уже сказал царю, что ты наш преданный друг и союзник. Тебе нечего опасаться.
Гистией набрал в грудь воздуха и заговорил:
– Государь, прости мне мое замешательство. Но как Зевс первый среди эллинских богов, так и ты – первый среди всех людей, населяющих Ойкумену. Как солнце способно затмить своим ярким светом горение жалкой плошки с оливковым маслом, так и твое величие в сочетании с твоим богатством совершенно затмили во мне осознание того, что я сам правитель, причем не самого слабого и бедного города в Ионии.
Гистией говорил, а Багей переводил его речь на фарси.
Дарий слушал Гистиея, вперив в него взгляд своих больших внимательных глаз. Чем дальше витийствовал Гистией, тем большее расположение испытывал к нему царь царей. Из речи милетского тирана явствовало, что Отана сделал все, чтобы Самос без кровопролития перешел под власть Силосонта. Однако прежний правитель Самоса, презрев свою клятву соблюдать мир, натравил на персов своих наемников, а сам скрылся.
– За какой-нибудь час Отана потерял своего двоюродного брата, шурина, двух сотников и почти пятьдесят воинов, – молвил Гистией. – Конечно, ему пришлось отдать приказ перебить этих подлых клятвопреступников. То, что побоище перекинулось на город и завершилось истреблением множества самосцев, – вовсе не клятвопреступление Отаны, но гнев персидских богов на подобную подлость наемников Меандра. Ведь ваши восточные боги вряд ли делают различие средь эллинов, для них что самоеды, что хиосцы – все одинаковы.
Я не зря упомянул про хиосцев, царь. – Эллин набрал в грудь воздух, дабы передохнуть. – Среди наемников Меандра большинство были хиосцы. У нас в Ионии про хиосцев говорят так: хочешь увидеть отъявленного негодяя – поезжай на Хиос. От хиосцев давно терпят несправедливости их соседи-эллины. Теперь вот и ты, о царь, претерпел от них, поскольку Силосонт и Отана появились на Самосе по твоей воле.
Гистией вновь выдержал паузу.
– Неужто хиосцы столь недосягаемы или столь могущественны, что осмеливаются враждовать со всеми соседями и даже бросают вызов мне? – недовольно спросил Дарий.
Багей перевел на греческий сказанное Дарием.
– Вовсе нет, царь, – Гистией покачал головой. – Остров Хиос лежит совсем рядом с малоазийским побережьем, но у хиосцев самый сильный на море флот. Это и делает их такими самонадеянными.
– Я прикажу своим полководцам завоевать Хиос и тем самым избавлю его жителей от излишней самонадеянности, – с угрозой произнес Дарий.
– Многие эллины, государь, будут благодарны тебе за это, – промолвил хитрый Гистией, который давно враждовал с хиосцами. – Было бы замечательно, повелитель, если бы поход на Хиос возглавил Отана, который жестоко пострадал от хиосцев и уже в силу этого является их заклятым врагом. А я, со своей стороны, готов оказать Отане всемерную помощь.
– Ты настоящий друг, милетец, – похвалил Дарий Гистиея. – Я так и сделаю. Пусть Отана завоюет Хиос и уже с полным правом насытится мщением.
Затем неожиданно Дарий пригласил Гистиея отведать его угощений, что являлось небывалой честью для чужеземца, да еще из такой далекой земли. (В обычаях персов было пренебрегать теми народами, что обитали вдали от державы Ахеменидов, но терпимее относиться к племенам, живущим поблизости. Разумеется, если эти народы не восставали против царя – тогда уж и сосед пощады не жди…)
Багей тоже был приглашен к царскому столу, но за этой вечерней трапезой выполнял лишь роль толмача. Дарий беседовал только с Гистиеем, и беседа эта затянулась допоздна.
* * *
Отана без особой радости отнесся к известию, что Дарий повелевал ему завоевать остров Хиос.
