Ты живешь в коммуне многие годы... Воображение - это мимолетное явление; невозможно предаваться грезам на протяжении двенадцати или пятнадцати лет. Можно грезить несколько мгновений, но фантазия - не реальность, она похожа на мыльный пузырь. Несколько секунд он сверкает на солнце, играя всеми красками радуги, но затем лопается, и радуга исчезает.
Тебе нужно понять еще одно: невозможно придумать безмолвие, это противоречит природе вещей. Можно генерировать какие-нибудь идеи, но разве можно придумать отсутствие мыслей? Никому еще не удавалось сделать это, это практически невозможно. Нельзя также придумать блаженство. Ты не знаешь, что это такое, поэтому не сможешь выдумать его. Воображение требует некой практики, лишь тогда ты сможешь проецировать его на реальность. Но невозможно придумать блаженство, невозможно придумать то, что тебе неведомо.
Можно легко представить себе несчастье. Ты глубоко познал его, так что представить его совсем нетрудно. Ты знаешь, что такое несчастье, ты можешь его вообразить, ты можешь его преувеличить, ты можешь его многократно приумножить, это ты в состоянии сделать. Но ты не знаешь, что такое блаженство. Невозможно представить, вообразить себе то, чего не знаешь.
Знай: если ощущаешь безмолвие, покой, блаженство, если ощущаешь перемены в себе, в своем сознании - то это сама реальность, а не фантазия.
Во-вторых, ты начинаешь сомневаться: а не является ли все это оправданием? Тот, кто осознает, что переживания могут маскировать высокомерие, уже освободился от него, ибо высокомерие никогда себя не признает. Эгоист никогда не признает свой эгоизм; высокомерному человеку и в голову не придет, что он высокомерен.
Беспокойство по поводу скрытого высокомерия - признак твоей смиренности. Только смиренный человек беспокоится, чтобы его слова или действия не пригласили в дом высокомерие с черного входа. Он знает истинную цену надменности, знает, какую боль и страдания она несет. Он не желает попадаться в эту ловушку опять. Высокомерие не сможет даже подобраться к тому, кто осознает это, подобно тому, как тьма не может пробраться в освещенный дом.
Гаутама Будда часто повторял: "Ты должен быть похож на освещенный дом. Когда дом освещен, когда через его двери и окна струится свет, воры не подходят к нему. Грабителей привлекает неосвещенное, погруженное во мрак место". Под грабителями Будда подразумевал все то, что губит твою красоту, лишает тебя духовности, истинных ценностей. Надменность, эгоизм, агрессивность, чувство превосходства, своего величия - все эти качества разрушают человека и его покой, они лишают человека непринужденности.
Можно представлять себя кем угодно, но нельзя представить себя никем. Это как король и нищий... Нищий может мечтать стать королем - в сущности, бедняки всегда мечтают, они воплощают в своих грезах несбыточные в реальной жизни желания. Но слышал ли кто-нибудь о короле, мечтающем о бедности?
Такого еще не было. Зачем мечтать о том, как быть бедняком? Голодный мечтает, что его пригласят на королевский ужин, он мечтает вкусно поесть - он вынужден как-то подавить чувство голода. Но король, живущий во дворце и питающийся изысканной пищей, не станет мечтать о голоде, это противоречило бы здравому смыслу и его психологии.
Люди мечтают лишь о том, чего им недостает; наше воображение рисует то, чего нам не хватает. Новые, истинные ощущения начинают менять твое поведение, твоя реакция на конкретные ситуации становится иной. Теперь ты постоянно ощущаешь уверенность в себе, блаженство, благодарность жизни; и этот покой, безмолвие и красота накладывают отпечаток на все, что ты делаешь... Все твои действия становятся иными. Слова рождаются из безмолвия сердца, они становятся созвучными мелодии твоей истинной сущности.
Все знают, что Иисус Христос был необразованным. Но ни один раввин за всю историю иудаизма, насчитывающую четыре тысячи лет, - а в отличие от всех других религий еврейские раввины очень образованны - ни один еврейский раввин не отличался таким красноречием, как Иисус, неграмотный сын плотника. А ведь он не читал святых писаний, не изучал ораторское искусство. Даже его противники говорили: "Мы не можем отрицать одного: никто не говорит так, как он".
