Торальф слушал очень внимательно, но не смотрел на нее. Он, должно быть, чувствовал, как тяжело Элен говорить на эту тему.
— Мне кажется, я знаю, что ты сейчас скажешь.
Элен удивилась и, сделав глубокий вдох, продолжала:
— Я просто не готова к тихой жизни. Наверное, поэтому и не ищу покоя. Мне нужна страсть. Во всем. В работе, в любви… До знакомства с Томом я была абсолютно довольна своей жизнью. Свободна, ни перед кем не надо отчитываться. Потом он ко мне переехал. Просто так было удобнее. Но мы с ним из разных миров. Он стремится к гармонии, мне же нужен вызов, препятствия, иначе я не могу двигаться дальше. Полный штиль для меня хуже поражения. Сейчас я знаю, что трудности мне не страшны — я их преодолею.
Торальф только кивнул, и Элен добавила:
— Надеюсь, ты правильно меня понял.
— Конечно. Я же говорил: я знаю, что ты скажешь. Потому что у меня все точно так же. Когда я был женат, то практически не жил. Я был мертв. И я, как и ты, уверен, что мимолетное приключение — не выход.
Элен была счастлива, что Торальф ее понял.
— Что же делать? Где решение, по-твоему? Нельзя же вечно менять партнеров!
— Да, но можно принимать осознанные решения. Я имею в виду, не только в близких отношениях, но и в жизни в целом. Если взять это себе за правило, то и любишь уже по-другому. На абсолютно новом уровне. — Он улыбнулся и добавил: — Конечно, шансов встретить единомышленника очень мало.
— У тебя есть подруга?
— Нет. Сейчас нет. Но я намного счастливее, чем раньше. У меня есть птицы. А без них я себя не мыслю.
Элен завидовала ему. Она уже много раз думала о том, что неплохо было бы больше времени и сил отдавать работе. Но от этого ее удерживала перспектива скандала с Томом. Если какой-то проект не ладился, Том выполнял ее обязанности по дому, причем так, будто это было ему в удовольствие. Но Элен, как и Торальф, прекрасно знала, что, если хочешь жить в согласии с собой, когда-то нужно принять решение.
Ее переполняла гордость, потому что впервые за долгое время она нашла в себе мужество рассказать о том, что накипело. Это далось ей нелегко, но Торальф хорошо умел слушать. И потом, все эти терзания он уже однажды пережил. Элен задумалась: что сейчас делает Том? Она не скучала по нему. Было так хорошо сидеть сейчас в гостиничном номере с незнакомым и вместе с тем таким родным человеком и рассуждать о жизни. Торальф пристроился на другом конце кровати и, подперев голову рукой, смотрел в окно. Элен искоса наблюдала за ним. То, что она делает, иначе как сумасшествием не назовешь. С другой стороны, все выглядело совершенно обычно. Элен чувствовала себя как в юности. Тогда они с подругой ночь напролет могли говорить обо всем на свете.
— Как ты думаешь, то, что мы делаем, нормально?
Торальф, не меняя позы, медленно повернул голову.
— А что тут такого необычного?
— На первый взгляд все очень просто. Лежим тут, болтаем. И мне это очень нравится. Со мной уже лет десять ничего подобного не происходило. Жизнь не оставляет времени для мечтаний.
— Ничего подобного! В любых сутках двадцать четыре часа, просто выбери себе время помечтать. Это вопрос приоритетов.
Элен вдруг вспомнила, что несколько часов назад они собирались пойти поужинать.
— Господи, я совсем забыла! Болтаю разную ерунду, а ты, наверное, смертельно голоден.
Торальф улыбнулся.
— Если бы я был голоден, то уже давно сказал бы. Кроме того, сейчас два часа ночи. Можно, конечно, заказать ужин в номер. Хочешь чего-нибудь?
— Я? Нет. Я думала, ты хочешь. Тебе точно нужно поесть.
Торальф покачал головой.
Его улыбка исчезла. Он смотрел на Элен долгим взглядом.
— Ты правда хочешь знать, что мне сейчас нужно?
Судя по спокойному, мягкому голосу, ему хотелось скорее шампанского с клубникой, а не заурядной пиццы. Элен деланно легко ответила:
— Да, хочу.
— Действительно? — Он не отводил глаз, и его спокойствие приводило Элен в замешательство.
Она с наигранным любопытством сказала:
— Ну скажи, пожалуйста!
Ее сердце стучало так громко, что она боялась, как бы он этого не услышал.
— Я хочу тебя поцеловать. — Его лицо не выдавало волнения, слова он произнес сильно и четко, словно отчеканил. В интонации не было и следа неуверенности или замешательства.
