- Ну, старая песня... Я пойду.
- Подожди, Юуки. Теперь у меня просьба... Она может показаться нелепой... Особенно после всех этих философских пикировок... Но все-таки выслушай. Есть один человек. У него, видимо, смысл, в чем-то похожий на мой... Смешно. Ну, скажем, так: он хочет работать в клинике. Пусть он будет якобы тебе знаком. Более того - именно ты его и рекомендовала. Так я скажу Чан Ванли. Иначе кандидатура вызовет сомнения, знаешь - шеф подозрителен, а тут...
- Все же я выше тебя. Ты до сих пор с этими червями в куче дерьма.
- У каждого своя дорога, Юуки.
- По-моему, твоя дорога... лабиринт. И ты в нем как муравей. Сплошные тупики.
- А у тебя?.. Какая у тебя дорога?
- Эскалатор. Как в метро. И... надеюсь, он движется вверх, к свету. А может, к какому-нибудь поезду... Ну, пока!
И все-таки она была добра, благородна, умна и несчастна. И любила меня. Пусть недолго. Пусть миг. Но любила. А я ее - нет. Прости, Юуки. Прости за то, что эта встреча была тебе нужна, а мне...
6.
Дымная голубизна просветов в веере налезающих друг на друга лощеных башен была небом, и где-то в ней яростно и невидимо катился клубок солнца, и прощальная тайна его падения за горизонт ровной янтарной тенью застилала город с цветастым однообразием человеческого муравейника, встревоженного наступающим мраком, бестолково ожившего перед ним и ощутившего в этот час заката досаду привычной потери, смутную неотвратиммость конца всего.
И я был тоже причастен к тому, что происходило с миром, и тоже утрачивал день, и время постепенно убивало и обкрадывало меня. Меркли мельтешащие краски толпы; ее одежды, волосы, браслеты, лица текли, то исчезая, то воскрешаясь в свете витрин, рекламных иероглифов и лавочных лампад.
Многоголосая неразбериха запруженного машинами, велосипедами, моторикшами пространства, бензиновый перегар, запах цветочных гирлянд, жареного ореха и рыбы - все это на миг заполонило "тоету" и тут же оборвалось масляным щелчком дверцы.
Теперь слева от меня сидел человек. Тридцати лет, худощавый, небольшого роста, внешне - образчик примерного служащего солидной фирмы, кропотливого созидателя жалкой карьеры. Вежливое, равнодушное лицо, напомаженные волосы, ухоженные ногти, серый однотонный костюм, лакированные башмаки - все будто только-только из магазина.
- Мистер Робинс сказал, что...
- Да, я ждал вас.
Неба не было. Кишение толпы. Капоты и багажники. Фары. Призраки за зеркальной чернотой автомобильных стекол.
- Мое имя Тун.
У него был монотонный голос робота.
- Путь из Тибета на север очень сложен! - сказал я неожиданно с чувством. - Очень!
- Я прошел необходимый учебный курс, изучал карты... - Он коснулся подрагивающей щеки. - Так что это как раз...
-...не проблема, да? Хорошо, я представлю вас главе братства как полезного мне человека, но - при условии, конечно, медицинского образования...
- Я - анестезиолог. Гомеопатию тоже знаю, но так... на уровне... Ну, невысоко над уровнем моря...
Эта его попытка привнести юмор мне понравилась.
И тут узнался магазинчик, где покупал вместе с Элви ей кольцо. Золотое колечко с кружком из вкраплений бюрюзы и таким же бюрюзовым крестиком внутри круга. Старый, добрый символ...
Это был ее камень, бирюза. Кольцо мне вернули. Тогда, в больнице. Зайти в магазин? Просто так...
- А в Тибете у вас... плантация какая-нибудь?
- Вот что. Моя бывшая жена... Юуки... она японка... Тоже врач. Нас познакомила она, ясно? - Я даю ему посмотреть фотографии Юуки. - Ну а вы в трудном положении, без работы...
Я сбился со слов. Падающей стеной обрушилась реальность происходящего: человек, сидящий рядом, уже не канет в безликость толпы как случайный прохожий; только что он как бы родился вновь в том мире, что единственно мой, и чем-то уже непоправимо изменил его. Он пришел сюда по чужому расчету, и расчет этот я должен воплотить в то, что составит мою и его жизнь. И любая ошибка гибельна.
Сейчас моя мечта - это утро одного из тех незаметных, счастливых будней прошлого, когда сидишь в плетеном соломенном креслице на газоне, голой стопой разглаживая завитки травы, и видишь, как голубизна бассейна наполняется солнцем, становясь живой, как пробуждаются цветы, и соки земли бегут по стеблям, свершая таинство своего превращения в цвет лепестка, в аромат пыльцы, и жизнь малого и большого так непостижиа и прекрасна, и нет смысла выше, чем упоение ее созерцанием. Прокятье! - зачем он явился ко мне, этот человек?! Он способен сомать все!
