Ты сделала меня, раба, свободным…
Освободи же до конца…
Чтоб дух, от смертной плоти разрешенный,
К тебе вознесся, —
молится Данте.[901]
«Величайший дар Божий людям — свобода», — скажет он и в «Монархии».[902]
Из всех даров, какими одарил
Творец свои созданья, величайший
И драгоценнейший, — свобода воли,
Которая всем существам разумным,
И только им одним, была дана, —
скажет он и в «Комедии».[903]
Самое свободное и освобождающее в мире, потому что самое легкое и закон мирового тяготения наиболее побеждающее, — Дух. Вот почему первое слово Сына, обращенное к людям, слово о Духе Освободителе:
Дух… послал Меня… проповедовать пленным освобождение… отпустить измученных (рабов) на свободу. (Лк. 4, 18.)
Вот почему, по Иоахимову «Вечному Евангелию», в Первом Завете Отца — закон; во Втором Завете Сына — любовь, а в Третьем Завете Духа — свобода.[904]
Бог есть Отец: таков второй, позднейший, религиозный опыт человечества, а первый, изначальный: Бог есть Мать. Прежде, чем Богу сказать и услышать от Него: «Отец», — люди сказали Ему и от Него услышали: «Мать».
Как утешает кого-либо Мать… так утешу Я вас. (Ис.66, 13.)
Это было в начале и, может быть, будет в конце. Будет Утешителем Дух, в явлении Духа-Матери. Бога Отца люди помнят, а Бога Мать забыли и тщетно стараются вспомнить в поклонении земной Матери Сына, Деве Марии. Данте первый вспомнил Мать. Лучше, чем кто-либо, мог бы он понять это «незаписанное» в Евангелии слово Господне, Аграфон:
Матерь Моя — Дух Святой.
Mater mea, Spiritus Sanctus.
Ilе mèter mou to agion pneuma.
[905]Религиозный путь Данте — путь всего человечества: от Матери к Сыну в прошлом, а в будущем обратно — от Сына к Матери.
Antiquam exquirite Matrem,
Матери древней ищите, —
этот ветхий и новый, вечный завет Вергилия и всего дохристианского человечества исполнил Данте.
Две любви к Беатриче соединяются в сердце его, — та, которою жених любит невесту, и та, которою сын любит мать.
…Я обратился к той,
Которая вела меня… и так,
Как матерь к сыну, бледному от страха,
Спешит, она ко мне на помощь поспешила.
[906]Это в середине пути; это и в начале:
…От жалости ко мне она вздохнула
И на меня взглянула молча так,
Как смотрит мать на бредящего сына.
[907]В тайне божественного материнства соединяется для Данте Беатриче с Пресвятою Девою Марией:
Дал ей Всевышний воссесть
В небе Смиренья, там, где Мария.
[908]Это в первом видении Рая, около 1292 года, вскоре по смерти Беатриче, и через двадцать восемь лет, около 1320 года, в последнем видении, — то же. Солнечно-желтым сердцем, «Вечная Роза», Rosa candida. Rosa sempiter na,[909] цветет под солнцем вечной Весны, в Огненном небе. Эмпирее Сонмы Блаженных, неисчислимые, образуют ее лепестки. В первом, высшем круге их, — Дева Мария; у ног Ее — Ева, «древняя Матерь», Mater antiqua; эта «род человеческий ранила, — та исцелила». А в третьем круге, у Евиных ног, — Беатриче.[910] Но в этих трех Одна — Матерь-Дух. Если этого Данте еще не знает наяву, то «уже видит, как бы во сне», quasi come sognando, gia vedea.[911]
Теми же почти словами, какими Ангел Благовещения говорит. Деве Марии:
Дух Святой найдет на тебя, и сила Всевышнего осенит тебя (Лк. 1, 35), —
Данте говорит о Беатриче:
Сила Божия нисходит на нее… Дух Небесный…
…Вот для чего создана была она от вечности.
[912]Теми же почти словами говорит Данте о ней, какими Символ Веры говорит о Христе:
Ради нашего спасения сошла Она на землю.
[913]Смертную женщину, никому, в те дни, еще неизвестную девушку, Биче Портинари, возносит он выше всех святых, — может быть, выше самой Девы Марии.[914] Это «ересь» и «кощунство», если нет «Третьего Царства Духа», а если оно есть, то это новый, в христианстве небывалый, религиозный опыт, уже по ту сторону христианства, — не во Втором Завете, а в Третьем.
О, тихий Свет Христов, вознесся Ты на небо,
Чтоб слабых глаз моих не ослепить.
И в тот цветок, на небе пламеневший,
Единственный, чье сладостное имя
Я призываю вечером и утром, —
Я погрузил всю душу…
И между тем, как та Звезда живая
Все затмевала так же здесь, на небе,
Как некогда затмила на земле, —
Сошедший с неба, огненный венец