Существовало предание, что это белое знамя, вместе с другими инсигнациями, послал родоначальнику династии Османов Гази Осману сельджукский правитель из Иконии.
Если над шатром развеваются все четыре знамени, это означает, что султан находится среди своих подданных.
Но сам Мурат в это время вместе с Баязетом отправился, как бы сказали современные военачальники, на рекогносцировку. Поближе к сербским позициям. И то, что они увидали там, едва не поколебало решимости Мурата. Ему показалось, что все это войско заковано в железо, блестевшее в лучах заходящего солнца, словно огонь. До самого горизонта, куда хватало глаз, сплошная стена из железа. «Может быть, прав был сербский посол, и у сербов в самом деле войска в десять раз больше моего?» — промелькнула у Мурата мысль. Но он тут же стряхнул с себя все сомнения, хоть и оставил вопрос о сербских латниках на последний перед битвой военный совет.
— Принимая во внимание численное превосходство противника, — заканчивал Мурат на военном совете свои впечатления о виденном в стане сербов, — не имеет ли смысл поставить перед нашим войском верблюдов, чтобы кони неверных гяуров, испугавшись необычных животных, подались назад и затоптали копытами своих же всадников? Иными словами, поставить стену, о которую расшибутся конники гяуров.
Мурат пристальным взглядом своих острых черных глаз обвел всех присутствующих военачальников.
— Что об этом думает мой сын Баязет?
— Посмею возразить моему досточтимому отцу и повелителю, — почти не задумываясь, ответил Баязет. — Я против этого, поскольку подданные падишаха доныне никогда ничего подобного не делали, а рисковать в такой решающей битве нежелательно.
Мурат склонил голову в раздумье. Какой-то резон в словах Баязета был, но уж слишком неубедительно он возражал.
— А что скажет мой главный советник Али-паша?
Великий визирь выступил вперед на шаг, как это он делал всегда в подобных случаях.
— Мой несравненный повелитель желает узнать мнение своего главного визиря? Оно таково: стена из верблюдов может стать преградой и для воинов падишаха, которые устремятся в атаку на проклятых гяуров.
Военачальники одобрительно закивали головами, но, заметив устремленный на Эфренос-бея взгляд Мурата, замерли в ожидании.
Все понимали, что Эфренос-бей — главный авторитет для султана в военных делах и его слово, несомненно, повлияет на позицию и окончательное решение Мурата.
— Смею напомнить, мой богоравный повелитель, что истории войн уже известны подобные случаи. Верблюды, поставленные впереди наших воинов, могут испугаться шума и навала наступающих гяуров, податься назад и расстроить собственные наши ряды, как то случилось со слонами падишаха Пора в битве при Гидаспе с Александром Македонским.
Мурат вынужден был согласиться с доводами Эфренос-бея. Но, задумавшись на миг, он решительно произнес:
— В таком случае я повелеваю впереди боевых рядов на левой и правой руке поставить лучников, дабы они засыпали неверных дождем своих стрел. Эфренос-бей со своими воинами займет крайний правый фланг по правой руке. Я сказал.
60
Заканчивался в это время военный совет и у сербов. Тактика боя и построение войск были определены. Князь Лазарь не без основания надеялся на успех. В его пользу была и выбранная им позиция — на юго-востоке. Это значило, что с самого рассвета солнце будет ослеплять врага.
Оставалось решить последний вопрос.
— И еще мыслю я совершить до рассвета вылазку в стан басурманов, — князь Лазарь обвел взглядом присутствующих, ища у них поддержки.
Сидевший справа от князя Вук Бранкович весь напрягся. Он понял, что сейчас военный совет закончится и его месть останется неудовлетворенной. Он скосил глаза на Милоша Обилича и тут же подал голос:
— Я хотел бы предупредить пресветлого князя и военный совет, что следует быть поосторожней в выказывании планов. Ибо среди нас сидит изменник и турецкий слуга.
Тут же Вук, не скрываясь, указал на Милоша. Удивленные воеводы и потрясенный князь Лазарь посмотрели на вмиг вспыхнувшего Обилича. Тот вскочил на ноги и, еле сдерживая себя, обратился к князю:
— Видит Бог, пресветлый князь, опять без вины оболган.
