Дальше — не будет - страница 23

Шрифт
Интервал

стр.

Останавливаться он просто боялся. Выйти, скажем, к той же Ольге сбегать, ну или, например, найти себе плеер какой-нибудь. Музыки ему явно стало недоставать. Пока был жив, слушал многое и вообще был близок к эпитету меломан, а тут вот только вспомнил. Но выйти и опять найти полки с аккуратно расставленными книгами, где уже будет не понятно, что смотрел, а чего нет — не улыбалось ни грамма.

Но как говорится, если долго мучится…

«Расплавленное стекло выливали на ровную поверхность и раскатывали вальцом. Затем смазывали тонким слоем ртути и накладывали оловянную фольгу. Она приклеивалась намертво, и поверхность становилась абсолютно гладкой».

Стас ещё раз перечитал эти строчки и, расслабленно откинув голову, затылком к расхристанному стеллажу, прикрыл глаза. «Есть». Оставалось найти ингредиенты, придумать место и приступать.

И никакой техники безопасности, тут люди вон ядерные фугасы рвут и ничего, ему-то что будет?? Подумаешь ртуть. Бугагага. Он улыбнулся своим мыслям. Да даже если ничего не получится сразу, всегда можно повторить. Найти в уже понятном направлении информацию куда как проще… жаль — картинок нет, но вроде бы итак всё доступно изложено.

Стас с минуту решал, приступать ли сразу или попробовать увидеться с кем-нибудь… Ильёй или Храпом… может Ольгой. Но нетерпение погнало всё-таки именно на поиск подходящего места и всего необходимого.

Комната с большим железным столом, имеющим идеально ровную поверхность, оказалась не проблемой. Вопрос был в валике и как расплавить стекло, чтобы налить его на стол. Ртуть тоже была найдена без хлопот, впрочем, как и оловянная фольга.

Затем допёрло попробовать ничего не плавить, а поэкспериментировать с обычным стеклом. Стас нашёл самое тонкое и… результаты превзошли все его ожидания.

Это было зеркало. Небольшое, убого качества, но зеркало, в котором он… потерялся.

В первые секунды он ещё разглядывал своё отражение, а потом всё поплыло. Черты лица начали разглаживаться, затем он увидел как по мере того как лицо его отражения, увеличиваясь в размерах, уже выпадает за рамки зеркала, приближая к нему глаза. Складывалось жуткое впечатление, что кто-то большой с той стороны решил рассмотреть того, кто посмел его побеспокоить. Причём Стас ощущал себя и как рассматриваемый и как рассматривающий.

Глаза. И в них целый мир. Говорят, перед смертью перед глазами проносится вся жизнь. Стас ощутил нечто подобное. Тут было и глубинное понимание абсурдности решения вскрыть вены из-за блядства жены, и жалость к матери и ощущение того, что всю жизнь занимался не тем, и безумные, чудовищно жестокие законы этого мира, губящие само желание хоть чего-то желать. Здесь был и он маленький, выпрашивающий у отца желтое фруктовое мороженое в бумажном стаканчике, и радость первого забитого им гола за дворовую команду по хоккею. Там был Храп, стреляющий около школы сигарету и интересующийся, не достают ли его, Стаса, парняги с 9-го «А» после драки на дискотеке в местном ДК. Оттуда вырывались воспоминания об Оксане и жене, причудливым образом переплетаясь со всеми женщинами, которых он когда-либо знал, включая Ольгу. Причём и детские, и взрослые воспоминания были хоть и густо перемешаны, не создавали какофонии в голове. Он видел-помнил их все разом. Он не просто их помнил — он их понимал. Он видел, где был явно не прав хоть и ощущал себя правым на 100 %, он опять переживал минуты позора и триумфа своей маленькой, глупой и бессмысленной жизни. И всё одновременно, как посетитель музея, разглядывающий умело созданную панораму за стеклом, до мельчайших деталей, был способен оценить всё целиком.

И рассматривая всё то, что он собой представлял Стас и не хвалил и не осуждал себя.

Жалел.

Жалел и сожалел о невозможности хоть что-то исправить. Прошлое остаётся прошлым, хоть и было по большей части предопределением. Но невозможно вернуться назад и выбрать другую дорогу. Что сделано — то сделано. Человек на то и человек по образу и подобию, что способен учиться и созидать, разрушая непонравившееся ему творения и создавая всё лучше и лучше. Творчество в любой его ипостаси — единственное за что никогда не будет стыдно или что не вызовет жалость если ты творя развиваешься, а не лепишь серую штамповку.


стр.

Похожие книги