Злой, я повернулся к столпившимся на лужайке.
— Возможно, стрела его и задела, — сказал я, — безусловно, шея его сломана. Но убил его яд — синильная кислота, которая была вот в этой бутылке.
Еще через час мы опять собрались вместе за столом в столовой. Местный констебль всех допросил и теперь охранял тело. Инспектор полиции, врач и все прочие были уже в пути. Тем временем, воспользовавшись ключами Жервеса, я осмотрел его кабинет, где обнаружил пару заинтересовавших меня вещей.
Я обвел взглядом собравшихся за столом. Антея тихо плакала. На бледном лице Томаса Прю застыли недоумение и растерянность. Гектор почему-то все еще сжимал в руках лук и стрелу, которые будто приросли к пальцам. Только Диана выглядела относительно нормально.
— Я думаю, мы можем кое-что выяснить до прибытия вестчестерской полиции. Самоубийство, похоже, отпадает. У Жервеса не было к тому причин, это не тот тип человека, да и предсмертной записки не было, поэтому я боюсь, что его убили.
Все четверо зашевелились, будто испытав облегчение, когда мучившее их предположение подтвердилось.
— Каким-то образом в бутылку добавили яд, — продолжал я бесцветным тоном. — Жервес поднял ее к себе наверх, выпил отравленный лимонад — синильная кислота действует очень быстро — и умер как раз в тот момент, когда Гектор запустил последнюю стрелу, и упал с платформы.
— Но каким образом яд?.. — начала было Антея.
— Я говорил с Эмфлетом. Лимонад хранится в погребе. Ключи были только у него и у Жервеса. Ключ Жервеса найден на связке, лежавшей у него в кармане. Поэтому маловероятно, чтобы кто-то, кроме него самого и Эмфлета, мог добраться до бутылки, пока она была еще в погребе. Эмфлет открыл погреб после ленча и дал дюжину бутылок Генри, который вынес их оттуда на подносе, после чего сразу же закрыл погреб.
— Но с тех пор Генри неотлучно находился возле подноса с бутылками, — сказал мистер Прю.
— Да. Самое странное, что он это признает. Стоял, словно часовой на посту, и клянется, что поста своего не оставлял. Он уверен, что никто не мог подойти к бутылкам все это время, исключая те несколько минут, когда они с Эмфлетом уносили чайную посуду.
— Что ж, — сказала Антея, — мы с вами в это время направлялись в розарий и можем обеспечить друг другу алиби.
— Полагаю, что это справедливо и в отношении меня, мистера Прю и Гектора, — сказала Диана таким голосом, словно подтверждать чье-либо алиби было вульгарно и стыдно, вроде как наградить стригущим лишаем.
— В таком случае подмешать в бутылку яд могли лишь Эмфлет и Генри, — сказал мистер Прю.
— Да, представляется именно так. Логически.
— Но Эмфлет был предан Жервесу, — сказал Гектор, прерывая молчание. — И Генри не стал бы этого делать. Я имею в виду: ведь не стал бы он убивать собственного отца?
Антея изумленно выдохнула. Меня сообщение не удивило. Ведь я нашел в его столе завещание, согласно которому большая часть состояния отходила Генри Бортвику. Практически не было сомнений, что Генри был его давно утерянным сыном, сыном его юношеской любви — Розы Бортвик.
Именно этим и объяснялось его столь необычное отношение к молодому человеку. Я вспомнил, как он прошептал мне: «Юность должна пройти через испытания». За эксцентричностью Жервеса всегда скрывался метод. Устроить молодому человеку проверку, будто сказочному герою, возложив на него унизительные обязанности слуги, было вполне в его характере.
— Так, значит, это все-таки Генри шантажировал Жервеса! — воскликнула Антея. И она поведала всем присутствующим о том, что услышала ночью в библиотеке.
— Но зачем ему было шантажировать Жервеса, который оставил ему в завещании большую часть своего состояния? — осведомился я.
— Это правда? — спросила Диана.
Я кивнул.
Гектор сказал:
— Кто и зачем шантажировал — это сейчас неважно. Главное, что у Генри была причина убить Жервеса. То есть если он знал, что завещание составлено в его пользу.
— Давайте его спросим. — Раньше чем кто-либо успел возразить, я послал Эмфлета за Генри. Когда молодой человек пришел, я спросил: — Знали ли вы, что Жервес — ваш отец и что он оставил вам свое состояние?
