Далеко ли до будущего? - страница 6

Шрифт
Интервал

стр.

А сколько в произведениях Стругацких внутрилитературной игры — изящной и озорной! Писатели не скрывают своего пристрастия к хорошей литературе и не упускают случая вкрапить в свой текст "чужое слово", строки и фразы любимых авторов. Открытые и скрытые цитаты, ре­минисценции, лукавые отсылки к источ­никам обогащают повествовательную ткань новыми смысловыми "капилляра­ми", активизируют литературную память читателей.

Одна из последних публикаций Стру­гацких, повесть "Хромая судьба", вся построена на обнажении приема, на де­монстрации "технологии". С главным ее героем, писателем Феликсом Александро­вичем Сорокиным, происходит ряд не­обычных происшествий, каждое из кото­рых могло бы быть развернуто в отдель­ный фантастический или авантюрно-приключенческий сюжет. Однако дразня­щие эти возможности остаются в повести нереализованными. Сама же она после вереницы забавно-язвительных эпизодов, живописующих отношения в писатель­ской среде и порядки в Клубе литерато­ров, переключается в плоскость серьез­ных размышлений о природе и психоло­гии творчества, о критериях оценок, о мотивах, движущих писателем в его работе. И тень Михаила Афанасьевича Булгакова, возникающая на страницах повести, придает этим размышлениям особую остроту и многозначность.


Что ж, все это очень хорошо, восклик­нет иной читатель, но причем же здесь духовные интересы и ценности? Ведь лю­бое заурядное чтиво фантастического или детективного содержания тоже приправ­ляется солью необычных обстоятельств и перцем таинственности, тоже втягивает читающего в игру по тем или иным прави­лам.

Активность художественного мира Стругацких, его "агрессивность" по отно­шению к читательскому сознанию подчи­нены ясной цели — раскрепостить энер­гию восприятия этого сознания, освобо­дить его от тянущих вниз вериг эмпи­ричности, от праздной созерцательности. Но и этим дело не ограничивается. В ху­дожественном строе прозы Стругацких выражается авторская концепция бытия, к которой писатели стремятся нас при­общить. Под цветистыми покровами фан­тастической условности здесь явственно ощутима упругая материя жизни, испол­ненной драматизма, внутренней напря­женности. Жизнь эта волнует и влечет своей загадочностью, незавершенностью, она бросает человеку свой извечный вы­зов, требуя от него напряжения всех его сущностных сил в поисках достойного ответа. Стругацкие словно говорят нам: да, жизнь сложна, Вселенная безмерна, природа не расположена к человеку, путь социально-исторического развития изоби­лует мучительными противоречиями, бла­гополучный итог не предрешен. Но только осязая неподатливость субстанции бытия, преодолевая ее сопротивление, мы обрета­ем смысл существования, утверждаем свое человеческое достоинство. Стругац­кие заражают нас своим неутолимым интересом к многодонности жизни, к ее непредсказуемости, к безмерности, отра­зившейся в зрачке человеческого глаза. Их герои — истинные герои — живут жизнью, полной борьбы, телесных и нрав­ственных усилий, они испытывают ра­дость деяния, боль утрат, стыд за ошибки, они остро ощущают — и заставляют ощу­тить нас — реальность и необходимость своего присутствия в мире. Альтернатива этому — тягостное, рутинное избывание жизни или дробление ее на осколки от­дельных актов, не связанных воедино, не оправданных высокой целью. Подобный модус бытия присущ "человеку невоспи­танному", как его именуют Стругацкие, носителю социальной безответственности, конформизма, духовной лености.

В повести "Хищные вещи века" чело­век созидающий и "человек невоспитан­ный" вызваны на очную ставку. Здесь писатели создали выразительный и оттал­кивающий образ общества, отказавшегося от дерзаний и поисков, от борений, по­жертвовавшего всем этим ради благополу­чия и комфорта, ради возможности мало работать и много, со вкусом отдыхать. Это — воплотившаяся мечта обывателя, торжество психологии потребительства. И что же? Жители города, где происходит действие повести, отравлены жестокой скукой, испытывают "несчастье без жела­ний". Неистребимое — несмотря ни на что — томление человеческого духа начи­нает отливаться в уродливые формы: ор­гии, акты вандализма, бессмысленную игру со смертью.


стр.

Похожие книги