— Но! Но! — она попыталась погнать коня вперёд.
А тот, словно чуя беду, не поддавался на её команду.
— Ну, что ты! — заплакала она, потянув его за узду.
— Ты куды ето, дева! — раздался за спиной чей-то скрипучий голос.
Она боязливо оглянулась. Меж стволов стоял сгорбленный старичишка, держа в руках лукошко с грибами.
— Там, — свободной рукой показал старик на полянку, — топуче место. Вота она, — подходя, дед кивнул на лошадь, — и не ходить туды.
— А мне всё одно! — с каким-то отчаянием в голосе произнесла дева.
— Я ето и вижу. Смотри, как коняку загнала! — он погладил мокрый от пота лошадиный бок. — А тут что? — дед посмотрел на лошадиную грудь.
Во многих местах она была разодрана до крови.
— Ты куды, дева, так торопилась? не то на свадьбу опаздываешь?
— Со свадьбы! — со злом произнесла она.
Дед вдруг взглянул на неё понимающим взглядом.
— А ну, доченька, — проговорил он мягким голосом, — пошли-ка со мной!
— Куды ето? Не пойду!
— Ты не бойсь, бабка у меня добрая, коняку полечит, те погадат. На ето она у мня ух... прямо волховка.
Он тихонько высвободил узду из её рук, и они неторопливо направились в лес. Вскоре вышли на поляну, и Марфа увидела избёнку из почерневших брёвен, вросшую в землю. На лай собаки из открытых дверей показалась чья-то головёнка со взбитыми волосами. Солнце било в глаза, и старуха, приложив ладонь ко лбу козырьком, прошамкала:
— Никак ты, Лука?
— Я, Марфуша, я! Встречай-ка гостю. Тя как кличут? — спросил он у девы.
— Марфа, — застеснявшись, произнесла она.
— Марфа! — длинная седая борода деда затряслась, глаза сузились, он неслышно смеялся, — я тя буду звать младшая Марфа.
Девушка поняла причину дедова смеха. Родившееся в её груди отчуждение вмиг пропало. Подошёл пёс. Огромная пятнистая собака поглядывала то на деда, то на гостя, точно дожидалась команды хозяина. И дождалась:
— А ну, пошёл отсель! — дед притопнул ногой.
Обидчиво глянув на хозяина, пёс удалился. Подойдя к двери, дед, кивнув на девушку, сказал:
— Примай Марфушу. Да поволши[19] ей, — подмигнув, он добавил: — со свадьбы сбегла!
Бабка всё поняла.
— Идём-ка, дочка! — и взяла её за руку.
Кожа на ладони старухи была сухой и грубой. Но как нежно она прикоснулась! Марфа поняла, что это была сердечная, добрая женщина, и сразу прониклась к ней доверием.
Внутри изба не представляла ничего особенного. Как и у многих: у входа мазанная глиной печурка. За ней широкий лежак со шкурами. В углу поставец. У мутного окошка стол с лавками. На входной стене развешана нехитрая одежонка. Отличалось жильё одним: у противоположной стены была вторая дверь. Старая Марфа усадила гостью на лавку у стола, а сама повернулась и вышла из избы. Вскоре вернулась с кринкой в руке. Достав из поставца краюху хлеба и кубок, она, налив молока, сказала:
— Ешь.
Есть Марфе не хотелось. Она было протянула руку за хлебом, но тотчас её отдёрнула.
— Не хочу! — проговорила гостья и виновато посмотрела на хозяйку.
Та подсела к ней поближе, погладила её руку.
— Ты, милая, поешь, — взгляд бабки добрый, ласковый, как и голос.
Марфа слегка откусила хлебец. Он был мягким, пахучим. Запила холодным молоком. Еда ей понравилась, точно опробовала это впервые. И вдруг появился аппетит. Когда Марфа расправилась с едой, нежелание смотреть на этот мир прошло само собой. Глаза её оживились.
— Вот теперь, — заметив её перемены, сказала старуха, — я те поворожу.
Она поднялась и взяла с полки холщовый мешочек. Запустив туда руку, зашумела чем-то сухим. Как потом оказалось, это были бобы. Бросив горсть на стол, она стала всматриваться в их расклад. Потом заговорила:
— Сердешные дела устремились в дальню дороженьку. Тот, о ком ты думаешь, тоже в пути. Но они у вас разные. Не печалься, дочка, — бабка посмотрела на неё и улыбнулась, — он тоже о те думат.
И у Марфы на душе посветлело от таких слов. Но сколько дева ни смотрела на этот расклад, ничего понять не могла.
— А как ты, матушка... — она как-то нечаянно назвала так бабку и посмотрела на неё.
Глазки у той заискрились.
— Чё ты хошь? — спросила ласково старая Марфа.
