Потом я вошел под своды огромной триумфальной арки. Ее шлифованные глыбы, пораженные какой-то проказой, источали белесую влагу… Я шагал угрюмо и безнадежно, отчаявшись когда-либо вернуться… и вдруг попал на маленькую площадь, где обычные жалюзи маскировали обычные витрины магазинов. Знакомое место. Вот и панель сигнализации – значит, здесь автомобильная стоянка, где осталась моя машина. Но действительно ли это стоянка и моя ли машина тут стоит? Я огляделся. Узкая улица поднималась в гору, и там в подъезде пряталась какая-то старуха. Она следила за мной?
Устрашенный живостью полузабытых воспоминаний, я тщетно напрягал свою мысль в поисках породившего их события. Но не мог, как ни старался, сцепить разрозненные обрывки хоть в какое-то удовлетворительное целое. Голова туманилась, объяснения искрились яркой радугой абсурда.
Неподалеку от меня на краю тротуара несколько человек ждали автобуса. Я машинально направился к ним, чтобы избавиться от наваждения. В самом деле: я выдумал все это или пережил нечто подобное? Или в мозгу смешались впечатления от путешествий, прочитанных книг, театральных постановок и воображение разорвало реальность на куски?
В группе запоздалых пассажиров, терпеливо ожидавших автобуса, я заметил человека без шляпы, одетого в темный, довольно элегантный костюм. Несмотря на седые волосы, в нем чувствовалась сила и молодая энергия. Холод его безразличного взгляда, казалось, только зафиксировал беспорядок моих мыслей. Я был совершенно уверен, что видел его раньше. Он, вне всякого сомнения, был как-то впутан в галлюцинаторный хаос, который я напрасно старался прояснить. Между ним и мной существовала связь куда более прочная, нежели эфемерная нить случайной встречи.
Автобус въехал на площадь, поиграл фарами и остановился точно перед нами. Одни пассажиры вышли и торопливо удалились, другие столь же быстро поднялись, и мы остались вдвоем на остановке.
Он посмотрел на меня, слегка кивнул и двинулся наискосок по направлению к собору: темно-зеленая колокольня, едва освещенная редкими прожекторами, зловеще фосфоресцировала в ночи.
Зачем я пошел вслед – не понимаю. Меня тянуло повелительное и загадочное влечение: я пытался восстановить в памяти события, в которых так или иначе играл роль этот незнакомец.
Он шел решительной походкой – звонкий ритмичный стук его каблуков вызвал в памяти картины военного времени, и я невольно ускорил и выровнял шаг. Этот подтянутый мужчина в темном костюме понемногу проступил из глубины моих воспоминаний. Он предстал передо мной в сапогах, в серой униформе, с кортиком у бедра.
Я когда-то попал в очень тяжелое положение, и дело грозило обернуться не просто неприятностями. Не помню всех обстоятельств: кажется, пришлось слепо довериться человеку, который в любой момент мог воспользоваться моей беспомощностью и злоупотребить моей информацией. Но этот вражеский офицер не предал меня. Вероятно, я остался жив благодаря его гуманности – безразличной и даже презрительной.
…Он обернулся и сделал знак рукой. Я повиновался и подошел ближе. Когда-то таким приблизительно жестом он дал мне понять, что я свободен. Слева, у входа в парк, сияла цветной иллюминацией ветряная мельница. На углу Контрэскарпа и Кольхокерштрассе он остановился и, щелкнув каблуками, резко повернулся. Мы стояли у двери маленького бара, он дружески пригласил меня.
Я вошел, не выразив ни малейшего удивления, и легкие металлические ленты сухо зазвенели над головой. В синеватом от табачного дыма углу сидели несколько молодых людей: они секунду рассматривали нас, потом снова склонились над своим столиком.
Теперь, когда представилась возможность лучше рассмотреть его лицо, я заколебался – сходство, правда, было, но, если учесть, сколько лет прошло… Тем не менее я, безусловно, знал случайного спутника: когда он заговорил, тембр голоса мне показался знакомым – низкий густой баритон. Тонкие губы едва шевелились на этом холодном, красивом, странно неподвижном лице. Глаза цвета бледной бирюзы поблескивали жестко и, вероятно, легко загорались жестоким огнем. Он сказал примерно следующее:
