— Войдите.
Гасконец робко вошел и сам (не доверяя мне? или не мне?) тщательно запер дверь. Тем лучше, я вернулась к кровати и присела на край, ожидая его. Было темно и тихо. Как в могильном склепе.
Какая все-таки разница, когда любишь и когда терпишь. Позволив д'Артаньяну делать со мной все, что заблагорассудится, я погрузилась в мрачные размышления, вполне соответствующее той темноте, что царила в комнате. Чтобы уж совсем не уронить марку, я лишь подыгрывала кавалеру в нужных местах, что было нетрудно. Гасконец распалился и вел себя, как глухарь на току, ничего не замечая вокруг.
Наверное, д'Артаньян очень нравился женщинам, любящим напор и дерзость. О! Этих качеств у него было в избытке. И усы тоже кололись, как и у де Варда. Придется после его ухода накладывать притирания, от розового цвета моих губ не осталось и следа, боюсь, они скорее напоминали куски говядины в лавке мясника.
Боже, а ведь такая мысль не приходила в голову: может быть, стоило те деньги, которые я потрачу после этой ночи на белила, помады и притирания, употребить на найм бретера. Это обошлось бы куда дешевле, чем услуга господина д'Артаньяна, и результат был бы значительно вернее. Хоть и не так романтично.
Хорошая мысль, но поздно, теперь гасконца до утра из моей постели не выгонит даже приказ короля, он обосновался здесь надолго, боже, не пришлось бы потом и мебель ремонтировать, он ее окончательно расшатает, кровать тонкой работы для супружеской жизни и совершенно не рассчитана на то, чтобы в ней резвились залетные гвардейцы Дэзэссара!
В таких раздумьях прошло около двух часов. До рассвета оставалась целая вечность. Д'Артаньян немного утих, надо было вернуть его с небес на землю:
— Вы придумали предлог, чтобы вызвать графа на дуэль?
ДАртаньян игриво фыркнул, словно расшалившийся испанский жеребец.
— Сейчас слишком позднее время, чтобы думать о дуэлях и шпагах, любовь моя! — сказал он и рассмеялся, как будто удачно сострил.
Что-то не горит забияка-гасконец желанием ввязываться с драку. О-о, а не останусь ли я в дураках? То есть в дурах? Герой-любовник натянет штаны и покинет мою спальню, насвистывая веселый мотивчик и не помышляя о схватке с де Бардом.
— Думать об обещании, данном женщине, никогда не поздно! — возразила я.
— Давайте поговорим об этом часа через два… — предложил д'Артаньян, щекоча мне ухо усами. — А пока мы займемся поднятием моего боевого духа.
Ну уж нет, дорогой!
— Прежде чем поднимать Вам боевой дух, я хочу убедиться в его наличии.
— Да простите Вы этого бедолагу де Варда, не видеть Вас — это и так безумно жестокое наказание! — опять засмеялся гасконец.
— Уж не боитесь ли Вы, любезный д'Артаньян? — с холодной насмешкой спросила я, отодвигаясь от него.
— Вы, конечно, этого не думаете, сердце мое! — отвечал, придвигаясь гасконец. — Но что, если этот бедный граф де Вард менее виновен, чем Вы думаете?
Я вообще-то сама в состоянии определить степень виновности графа, совершенно без участия молодых гвардейцев. Поведение д'Артаньяна мне не нравилось все больше и больше.
— Так или иначе, — отчеканила я, — он оскорбил меня и с этой минуты он заслужил смерть!
— Ну так он умрет, если Вы его приговорили к смерти! — с пафосом воскликнул д'Артаньян.
Так-то лучше. Я снова придвинулась к гасконцу. Опять потянулась длинная, как осеннее ненастье, и тягостная, как отпевание, томительная ночь.
Наконец свет нового утра проник в спальню. Он был почти бесцветен, робок и неярок.
Д'Артаньян нехотя оторвался от меня и принялся искать свою сорочку. Набросив пеньюар, я сидела в центре постели и следила за его сборами. Еще немного — и горячая ванна с травами смоет все тоскливые воспоминания.
— Значит, я жду известий или от Вас, или о Вас, мой храбрый защитник? — напомнила я ему, зачем он был этой ночью здесь.
— Я весь к Вашим услугам, — сказал д'Артаньян, выуживая свою сорочку откуда-то из-под кресла. — Но прежде я желал бы удостовериться в одной вещи.
— В чем же?
— В том, что Вы любите меня! — как ни в чем не бывало, заявил д'Артаньян.
Снова здорова! Ну не люблю я тебя, это же и слепой лошади ясно!
