— Федь, хочешь, я на него намордник надену? — примирительно и заботливо сказал Вася и отловил удивлённый взгляд овчарки и недовольный и возмущённый зырк будущих комсомольцев. Дети смотрели на дядю Федю в такой тревоге и преддверии горечи от обмана в получении обещанного удовольствия, что Федя бодро и отрицательно покачал головой сквозь слёзы и и внутренний вопль мозга в ужасе от предстоящего волочения: «Не надо!! Мля!». Тишину разрубил шёпот начальника заставы.
— Федя, это ж дети, ну ты ж солдат. А солдат он маленьких не обидит, — молчание Феди не предвещало ничего хорошего и остальным членам делегации. Любой мог быть назначен учебным британским флагом для клыков Ингуса, — и выходной тебе, послезавтра, — с барского плеча пообещал Шеф. Выходной поколебал непреклонность дяди Феди, но не перевесил чашу его отрицательного отношения к тому на что его склоняли, и не достаточно поспособствовал возникновению желания быть дополнительно покусанным героем дня.
— Федь, ты и так вон вывалялся, — а нам стираться потом, и это — Хмырь с нас вечером, давай ещё один разочек и всё? — загудел слева, уговаривая, стрелок в чистенькой и выглаженной до бритвенных стрелок афганке. Дети уловили «один разочек» и подняли гвалт умоляя. Окружили ефрейтора в грязной и вываленной афганке, и серых от пыли полусапожках.
— Один разочек! Один разочек и всё! Всего разик! Ну пожалуйста! — канючили, просили и молили они звонкими голосами. Ну как тут им отказать. В белых рубашках, красных галстуках, синих шортах, гольфах. «Старались, оделись празднично», — подумал Федя, — «Уважили, а я тут кобенюсь, как ишак на дозорке», — но тело ещё сопротивлялось предстоящему волочению и «ударам судьбы».
— Два Хмыря, — сдался Федя, — и варёную сгущу! — ублажал свой организм, будущий учебный нарушитель и шантажировал сослуживцев.
— Давай, — легко согласились окружающие. Федя понял, что продешевил.
— Две сгущёнки! — потребовал он запоздало. А его уже засовывали в дресскостюм, помогая на жаре. И кивали агакая.
— Урраааа! — заорали пионеры, разбегаясь в стороны и давая место для импровизированной под туркменским солнцем сцены.
— Ух, ты! млять, пионеры мать вашу партию и комсомол! — пробурчал кандидат в члены КПСС Федя сквозь зубы, разгоняясь на импровизированной следовой дорожке.
— Ррры-Ау! — позихнув Ингус во всю челюсть, разминая, расправляя и облизывая губы. Зубы собаки алчно блеснули на солнце.
Феде не удалось отбиться от ребятни одним разом. Ингус догонял и ронял его в пыль ещё трижды. Федю извлекали из дресскостюма чуть не всем лагерем, подарили букет цветов, притащили корзину винограда, повязали обслюнявленную шею пионерским галстуком. Трогали руками как настоящее и живое чудо. Это ж надо было выжить восемь раз под клыками Ингуса. Самая грудастая пионервожатая, с осиной талией и маленькой крепкой попкой спортсменки лично вязала оба узла пионерского галстука на шее нашего не побоюсь этого слова «ТИТАНА», Геракла и Голиафа, трогательно привстав на носочки ножек обтянутых белоснежными носочками, чтоб дотянуться до головы рослого пограничника. Отчего Федя зарделся своими щеками, как помидор на грядке в августе. А затем он прихватил прелестную девчуху за талию, легко приподнял над своими полусапожками и поцеловал. Нет, не в губы — в щёку. Ну да, мешки с овсом на конюшне поворочаешь и свинью поднимешь не глядя. А тут — кровь с молоком, стройная как богиня, в обожании касается вашего грубого и загорелого лица и шеи нежными ручками. Пахнет от этой дивы так, что электричество только искрами не отлетает во все стороны от годового воздержания, вожделения и влечения. Еле оторвался Федя от такой же красной, как галстук пионервожатой. Ух, как глянула на него девушка покоряя глазищами. Но кулак нашего Шефа, показанный незаметно, почти в два раза превышал объём головы дяди Феди. Поэтому герой не попользовался преимуществами момента и своей славой. Зато адрес заставы дядя Федя оставил глазастой вожатой и её координаты прихватил не стесняясь. А когда мы уезжали, то пока мы не скрылись за поворотом, ребятишки бежали за двумя нашими машинами со свёрнутыми набок от бега галстуками, прыгающими косичками в праздничных бантах и махали руками, такие маленькие, непосредственные и добрые, как воспоминания нашего детства. А водителя Газ-66, с тех пор, на заставе нарицательно звали — дядя Федя, независимо от его настоящего имени и уставных кличек (Кардан, Руль, Водило, Бампер, Колесо, Редуктор и т. д.) в честь того, первого Феди, который доставил столько удовольствия малышне и пионервожатой под Арчабилем.
