— Ромалэ, не ваш уже Раджо. Гоните его. Его ждут невинные души. Раджо ответит там…
— Я не хотел, — сказал Раджо беззвучно.
— Тебя ведет зло. Тебя колыбелит Бэнг, что говорит — то и делаешь.
Край прыгнул к выключателю, свет вспыхнул, и Пиковой Дамы не стало, лишь колыхались шторы на сквознячке.
Раджо трясло. Он плеснул водки в стакан, выпил, как воду, но зубы стучали о стекло. В груди, однако же, потеплело. И Раджо выпил еще, не закусывая.
— Дай гитару, — сказал, не глядя ни на кого.
Гитара будто сама легла ему в руки. Ему показалось, живая она. Повиновалась. И уже слушался голос.
Ах, память, как убить тебя? Не знаю?!
И радость оживить мне как — скажи.
Вокруг лежит в огнях Москва ночная,
И в небо улетают этажи,
— запел он балладу Кнута.
Домой к себе вернусь я спозаранку,
Чтобы дождаться солнечного дня,
И вдруг возникнет старая цыганка
И дружелюбно глянет на меня.
«Ну что ты, ром, грустишь? О чем забота?
Давай я кину карты, милый мой!
Наверно, ожидаешь ты чего-то?
Наверное, страдаешь об одной?» —
«Послушай, пхури
[34], ночь меня не лечит,
И солнце не спасает поутру…» —
«Сейчас тебе, мой драго
[35], будет легче,
Сейчас твою судьбу я посмотрю…»
Еще мгновенье — и она смеется,
Над картами колдует в тишине,
А сердце у цыганки так и бьется,
И больше никакой печали нет!
«Ах, драго, драго, что же ты, стареешь?!
Забыл, как ты по миру кочевал,
И не считал, когда летело время,
И все свои заботы забывал.
Коней поил, плясал, когда был праздник,
Лихим ты был, я помню, как сейчас…» —
«Послушай, пхури, разве было? Разве
Один раз в жизни только звездный час?» —
«Да, дорогой, всегда одна дорога,
И друг — один, и женщина — одна!
И Бог — один, и — никакого Бога,
Но это тоже — не твоя вина…»
Раджо передал гитару за спину себе, там кто-то взял ее.
— Зовите пхури, ромалэ. Я прошу.
Когда опять появился Михай? Видно, вошел незаметно. Сказал в тишине:
— Бэнг здесь был, ромалэ. У Раджо взял здоровенный кусок души. Ему надо. А ты ему, морэ, не поддавайся. Ты сильный ром, захочешь, так справишься.
— Зовите пхури, ромалэ, — твердил свое Раджо.
— Ну, жди, коль приспичило.
Раджо встал и пошел, как слепой, в дальний угол. Зашарил по стенке руками.
— Что ты, морэ? — забеспокоился старый Михай. — Да помогите ему, уведите!
Никто не тронулся с места.
— Чего тебе еще? — спросил Раджо стенку. — Мало тебе, проклятая?
И опять, будто кто-то врубил реостат, лампы под потолком затлели, потухли, опять появился белеющий призрак и зазвучал механический голос:
— Кто еще хочет знать судьбу? Знать, напугались? Не бойтесь.
— Уходи, — сказал старый Михай, — мы никому не делаем злого. И ты не держи на нас зла.
Раджо стоял перед призраком-тенью.
— Ты сестра Бэнга? — спросил он с внезапным вызовом.
Ему показалось, женщина улыбается.
— На что тебе знать? — сказала она. — Я судьба. Ты хотел меня видеть. Смотри. Вы все хотели. Смотрите. Куда вы денетесь, ромалэ? Все вы мои. Но знание — тяжко. Не всякий вынесет правду.
Край вышел из ступора, встал, шагнул к выключателю, но женщина подняла прозрачную ладонь, и он замер. Она сказала ему, будто нехотя:
— Скоро умрешь, цыган.
Край выхватил пистолет и высадил в призрак обойму. Пиковая Дама смеялась.
— Я не могу умереть, — сказала она. — Ты, дурак, ничего не понял.
Край поднял руку перекреститься — лампы опять засветились.
— Что это было, ромалэ? — спросил Край. — Все ее видели?
Но цыгане потрясенно молчали.
Раджо вернулся на место трезвый и посеревший. Чуб его сник, лоб был в капельках пота. Уселся и Край. Но не хотелось ни пить, ни петь.
Появилась старая пхури. Из складок юбки достала стеклянный шар размером с теннисный мячик и положила на край стола, отодвинув темной ладонью тарелки. Склонилась, забормотала:
— Великие духи земли и неба, избавьте нас от всего, что пугает цыган в земной жизни. Мы грешны, глубин не знаем, на высоте не бываем. Судьбы наши закрыты от нас, за что нас наказывать?
Гадалка дунула — шарик засветился и медленно завращался у ее губ.
— Не тревожьте судьбу, ромалэ, она не прощает любопытства. Дэвла дал нам способность угадывать будущее, проникая во времена. Но мы от века платим за это. Дорого это стоит.
