«Бьет, значит любит! Какая страстная женщина!» — закрыл от наслаждения глаза очень большой редактор и…
Лабрадор вздохнул, посмотрел на своего спящего на теплом диване поводыря, отключил ноутбук и пошел на кухню готовить ужин.
— Пельмешки! П-е-л-ь-м-е-ш-к-и! Пельмешки! — подвывал лабрадор, зажигая плиту и наливая большой ковшик воды.
— Соль! Где соль? — гавкнул он не найдя соли.
— В магазин сходи, — напомнил псу поводырь сквозь сон и, не проснувшись, снова захрапел.
На землю упала ночь. Нельсон, прикончив с хозяином ковш пельменей, вышел на балкон. С третьего этажа «сталинки» обзор был достаточно обширен. Только что включили два прожектора и лучи внахлест освещали все подступы к трем огромным старым домам, полное отсутствие людей на тротуаре и во дворе. Шелестели деревья, белая луна неподвижно таращилась на Нельсона, лабрадор не любил луны. Ему хотелось повыть на нее, но, опасаясь трепки ушей на сон грядущий, умный пес заглушил в себе вечную тоску собак к пению.
— Я дико доволен, что на свете, кроме меня есть еще один одаренный писатель! — гулко, как из колодца, раздались снизу слова.
Пес вытаращил глаза, отпрянул, потом все-таки глянул вниз, просунув морду сквозь решетку балкона.
С тротуара его разглядывал черный, как уголь человек, пес обнажил клыки и зарычал! И рычал, пока не узнал. Это был Бомж.
Пес и человек обменялись понимающими взглядами разумных страдальцев, и лабрадор, раздумав спать, поплелся к компьютеру, на котором высвечивался чат «Косточка и собачка», а Бомж похромал к трансформаторной будке, в которой текла его жизнь в летнее время года.
«Местная достопримечательность. Пусть сам про себя рассказывает…»
БОМЖ
Страна летит в пропасть.
Я про Россию…
И.Л. Брежнев
— Девчонки! Де-воч-ки! Я здесь!!! — обычно, помыв себя в реке, кричал бомж Илья Леонидович всем особам не мужского полу, мирно гуляющим вдоль поймы.
— Ну и где же ты?! — откликнулась как-то прохожая мимо старушка с повадками ведьмы. — Не виии-жууу! Где?!
Бомж Илья Леонидович лег в камыш и стал ждать, что будет дальше.
— И нет никого?! Чего звал-то-о-о?! — бормотала про себя эта охочая до приключений старая мегера.
— А что? Вот захочу и найду себе Дарь Иванну, — просушивая выстиранные джинсы и теплый пиджак, грозно помечтал Илья Леонидович и начал дремать.
Бомж жил здесь в детстве, а квартиру потерял в Москве. Детствоааааа…
Детство!
Он знал этот подъезд, как вы знаете свой, всех жильцов поименно, угадывая остатки былого гламура, хотя бы в той колченогой старухе с ридикюлем, который она волочит по земле.
Он радовался, что никто не узнает его. Был душевно рад.
Ведь бомжи и привидения — одного поля ягоды. Так считают многие, отворачиваясь от чужой изнанки и немытости. Зря. Может это тот или та, кого ты потерял когда-то и ждал, и вот он пришел, а ты не узнал его, а это он — тот же человек, он смотрит, а ты не видишь.
* * *
— Жоско тут, — выбираясь поутру из будки, как краб из-под камня, разминал затекшие косточки и тянул ими к солнцу Илья Леонидович.
— А ты перину купи, — высунув нос из окна, советовала интеллигентному бомжу бывшая торговая работница Кузькина.
— Мать, — обычно звал ее Илья Леонидович.
— Я тебе не мать, твою мать! — ругалась в форточку бывшая работник прилавка Кузькина Ирина Касымовна.
— Тогда — сестра, — благодушно поправлялся Илья Леонидович.
— Ах, ты-ы-ы! — пряталась в кухонную сень возмущенная ласковым словом баба Ира. — Я тебе не ровня! Штаны подбери!
— Где? — в поисках дармовых штанов вглядывался Илья Леонидович.
Но было утро, штанов, или еще какой целой одежды в пределах видимости не валялось, и надо было пытаться жить дальше. Ведь раз тебя родили на свет, нужно обязательно жить и не спрашивать — зачем именно здесь и для какого рожна собственно?!! течет именно ваша жизнь, и какой-нибудь человек застывает в изумлении — зачем он жив? для кого? Ведь никто его не любит и сам он тоже никого.
В детстве любили очень недолго, совсем чуть-чуть, но так сильно, что помнится до сих пор.
Ну, как дедушка Николай первый пупырчатый огурчик размером с мизинец сорвал с грядки и положил тебе в рот. Горько-сладкий огурчик.
