Было дело и у Закиры-Атамана. Секретное дело, такое, что даже Газизе нельзя о нем рассказать.
Закира решила следить за сараем: если что случится, если опасность будет грозить незнакомому солдату — сразу бежать к Абдулле и сообщить ему.
Никто, конечно, не давал девочке такого поручения. Закира-Атаман сама решила охранять солдата. Но как это сделать, чтобы Газиза не заметила?
Ох уж эта Газиза: прилипла как смола, ни на шаг не отходит. Только встала и сразу заныла:
— Пойдем на базар. Ну пойдем, Закира…
У каждого свое дело. У Газизы тоже дело — собирать корм для козы. Скоро зима, зимой не очень-то побегаешь по морозу. Нужно спешить.
«Ну и пусть себе спешит, мне-то какое дело? — думает Закира. В другое время сходила бы с ней, помогла бы. А сейчас пусть одна отправляется».
А Газиза не отстает:
— Сама же говорила, что соскучилась, а со мной идти не хочешь…
— Ладно, — согласилась Закира, не выдержав, — один раз схожу, а больше не приставай. А будешь приставать — сразу уйду домой. Поняла?
— Не буду приставать, не буду, — обрадовалась Газиза. — Пойдем скорее. Я только за веревкой слазаю на сеновал.
У Закиры похолодело, сердце, вспотели ладони. Но она тут же взяла себя в руки и сказала спокойно:
— За веревкой я сама слазаю. А ты… это… запри дверь хорошенько, чтобы воры в дом не залезли.
Газиза заперла дверь, несколько раз дернула замок, подошла к лестнице на сеновал и крикнула с нетерпением:
— Ну, нашла?
— Сейчас, сейчас, — откликнулась Закира.
— Она там у самого окошка. Не видишь, что ли?
— А, вот она, нашла.
— Нашла, так идем.
— Сейчас.
«Нашла, а сама не идет, — подумала Газиза, — интересно, что она там делает?».
Недолго думая девочка вскарабкалась по лестнице, пролезла в окошко. Веревка лежала на своем месте, а Закира — тоже «Атаман»! Не Атаман, а слепая курица — все сено переворошила, и сама вся в сене, а веревку не видит.
— Ты что, с ума сошла? Вот, не видишь, что ли? — сказала Газиза.
— Где? — не своим голосом крикнула Закира.
— Да вот же, — показала Газиза.
— А-а, — махнула рукой Закира, бросилась на сено и закрыла лицо руками. — Увели, — чуть не плача прошептала она. — Увели.
— Кого увели? — удивилась Газиза.
— Никого! — сердито огрызнулась Закира и отвернулась.
Но не так-то просто было отделаться, от Газизы. Она сразу догадалась, что тут какая-то тайна, что просто так Закира не раскроет эту тайну, и решила схитрить.
— А я все равно знаю, я видела…
— Видела, правда? — оживилась Закира.
Газиза значительно подобрала губы и промолчала.
— Ну, скажи, видела?
— Если признаешься, кто это, тогда скажу.
— Поклянись, что никому не разболтаешь.
— Хлебом клянусь, что не разболтаю, — сказала Газиза.
— Подумаешь — хлебом! Ты глазами поклянись. Скажи: «Пусть глаза лопнут…»
Газиза задумалась на секунду. Хлеб, конечно, вещь святая, но без хлеба все-таки прожить можно. А без глаз… Нет, это уж слишком!
— Хлебом клянусь, а глазами не буду! — упрямо сказала она.
— А тогда и я ничего не скажу!
— Ну и не говори. Больно нужно!
— Слушай, — с заговорщицким видом тихонько сказала Закира. — Тут солдат был один. Мы его вчера с мамой привели и тайком от дедушки спрятали на сеновал.
— А что же он дома не ночует?
— Дура ты, — взорвалась Закира, — у него и дома-то нет! Это же солдат из казармы. Он у вокзала против войны говорил, против баев. И чтобы землю делили… А его за это хотят расстрелять офицеры. А ты когда его видела?
— Кого?
— Кого, кого? Солдата, кого же еще?
— А я и не видела.
Закиру не напрасно прозвали Атаманом. Как всякий атаман, на расправу она была коротка.
— Не видела? — нахмурившись, процедила Закира. — Так вот тебе, вот тебе!
Две звонкие пощечины обожгли лицо Газизы. Цепкие пальцы, как острые шпильки, вонзились в ее черные волосы.
— Ма-а-ма! — успела только крикнуть Газиза и тут же упала на мягкое сено.
Как раз в это время во двор вбежала взволнованная, запыхавшаяся Фатыйха.
«Ох, уж эта Ханифа! — рассуждала она про себя. — И так хватает забот, а тут еще прячь кого-то. Не дай бог, нашли бы, беды не оберешься. А если муж узнает? Тоже не пожалеет, прибьет».
Тут она услышала шум на сеновале. Сердце у нее сжалось от страха, колени задрожали.
