— Правильно! — раздалось со всех сторон. — Даешь восьмичасовой рабочий день! Если не дадут — остановим фабрику!
— В бой пойдем за свои права!
— Голыми руками много не навоюешь!
Потом крики утихли. Заговорил новый оратор — парень с волнистыми русыми волосами и с орлиным носом. Он тоже говорил, что пора браться за оружие. Тем временем Муллахмет подошел к дяде Николаю и торопливо сказал ему что-то. Тот поднялся и вместе с Муллахметом стал пробираться к выходу.
— Пошли, — тихонько, но властно сказала Закира, сжав Лидину руку.
Обе молча встали, кинулись за уходившими, но толпа сразу сомкнулась за ними, и Закира поняла, что сейчас они потеряют и Муллахмета и дядю Николая.
Тогда, поднявшись на цыпочки, во всю силу своих легких Закира отчаянно крикнула:
— Дядя Николай!
Стоявшие поблизости сразу оглянулись. Кто-то засмеялся, кто-то зашикал на Закиру. Дядя Николай остановил Муллахмета и поманил девочек рукой. И сразу, как по волшебству, толпа раздалась, девочки догнали слесаря, Лида что-то шепнула ему на ухо, а Закира незаметно сунула в его руку записку Абдуллы.
Дядя Николай не таясь прочитал записку, потрепал девочек по головам.
— Спасибо, девочки, — сказал он и, обернувшись к Муллахмету, добавил негромко: — Молодцы, ребята, не ждал я оружия сегодня. Абдулла просит послать надежного человека.
Оба торопливо зашагали к выходу, девочки, едва поспевая, спешили за ними и скоро оказались на улице.
Не успели они надышаться свежим осенним воздухом, как к ним подбежали Матали и Совенок.
— Кто это? — спросил Матали. — О чем вы с ним говорили?
— Я спросила, не видел ли он тетю Ханифу. Они вместе работают, — сказала Лида. — Мы с ним давно знакомы…
Когда Газиза пришла домой, отец, обняв колени, сидел на нарах, низко опустив голову. Мама, словно боясь, что кто-то увидит ее покрасневшие глаза, надвинув платок на самые брови, готовила ужин за перегородкой. И мать и отец молчали. Газиза сразу поняла, что была большая ссора. Такое часто случалось теперь у них в доме. А сегодня…
У отца Газизы, Хусаина, и прежде был нелегкий характер, а после гибели любимого зятя Шакира стал еще тяжелее. Хусаин раздражался по всякому пустяку и, что бы ни случилось — на работе, на улице, дома, — все равно злился и срывал свою злость на жене. А она молчит да плачет потихоньку. А что ей еще делать?
Соседи жалеют Фатыйху. Есть среди них и такие, кто помнит те дни, когда ее называли Красивой Фатыйхой. Газизе мама и сейчас кажется самой красивой, несмотря на морщинки и красные от слез глаза, несмотря на огрубевшие от тяжелой работы руки. Но, кроме Газизы, вряд ли кто назовет красивой эту маленькую белолицую женщину с мягким, покладистым характером.
Когда Фатыйха выходила замуж, ей казалось, что жизнь у нее сложится счастливо. И у нее и у Хусаина хватало и здоровья и силы. Богатством не мог похвастаться Хусаин, но пара умелых работящих рук — это тоже богатство, думала Фатыйха. А сверх того, у Хусаина были пышные черные усы да еще подарок бая — не очень новая, но уж очень красивая каракулевая шапка.
Какая девушка устоит, глядя на молодого черноусого красавца в лихо заломленной каракулевой шапке, когда тот подъезжает к дому в дорогом экипаже, на горячих лошадях?
Фатыйха не устояла… и скоро пожалела об этом.
Хусаин ездил на хороших лошадях, возил самого бая или его родню. Бывал он с хозяевами и на ярмарках, и на даче, и по гостям ездил. В одежде с барского плеча он всегда выглядел франтом и очень гордился этим. На других байских слуг Хусаин смотрел свысока, ни с кем не дружил, и они с ним не дружили. Они-то знали, что черноусый франт всего-навсего байский кучер, а вовсе не важный господин.
Зато дома Хусаин важничал как хотел. Он покрикивал на жену, на старшую дочь — Ханифу, на младшую — Газизу, не терпел возражений, а порой и рукам давал волю.
А время шло. Каракулевая шапка износилась, в усах появилась седина, лицо избороздили морщины. На работе он вел себя тихо, зато дома год от года с ним становилось труднее. Ссоры все чаще возникали в семье, и только мягкий характер Фатыйхи да ее молчаливость не давали этим ссорам разрастись в скандалы.
