Газиза разложила лоскутки на нарах, но не успела даже расправить их — в дверь громко постучали.
Газиза вздрогнула от неожиданности, отползла подальше в самый угол, к сундуку. Стук повторился. Теперь уже не просто стучали в дверь. Теперь били чем-то тяжелым — не то сапогом, но то поленом.
— Мамы дома нет! — задрожав от страха, крикнула Газиза.
— Все равно открывай, а то дверь будем ломать! — послышался голое из-за двери.
Газиза не знала, что делать. Она сжалась от страха, и тут ей послышался голос соседки Бадыгельзямал. Газиза прислушалась. Соседка быстро-быстро говорила за дверью с каким-то мужчиной, а что она говорила, Газиза разобрать не могла. Потом все затихло за дверью, а тетя Бадыгельзямал громко сказала:
— Открой дверь, детка. Не бойся, я тут, открой…
— Мама снаружи заперла, — сказала Газиза, приложив рот к замочной скважине. — Ключ там, под доской…
Было слышно, как кто-то искал ключ. Потом ключ загремел в замке, и не успела Газиза отскочить — дверь открылась и в комнату, гремя сапогами, вошло несколько человек, кто в шинели, кто в дубленом полушубке, кто с винтовкой в руках, кто с наганом на поясе. Вместе с ними ворвался в комнату морозный воздух с улицы. Газиза съежилась от холода, но тут тетя Бадыгельзямал вошла вслед за солдатами и затворила дверь.
— Газиза, доченька, — сказала тетя Бадыгельзямал, — эти дяди ищут кого-то. Я им говорю: «Кто тут может быть? Хусаин, говорю, не допустит, чтобы чужой прятался в доме». Ну, пусть поищут, ты не бойся, я тут с тобой. — И она погладила Газизу по голове.
То, что вместе с чужими людьми была соседка, немножко успокоило Газизу, а то, что сказала тетя Бадыгельзямал, насторожило. Она, хоть ее и не спрашивали еще ни о чем, догадалась, как нужно отвечать.
— Ну, доченька, — сказал человек с желтым, будто из воска вылепленным лицом, с тонкими, как ниточка, усиками, взяв Газизу за подбородок холодными, длинными пальцами. — Скажи-ка мне, только без обмана, доченька, кто у вас тут ночевал на прошлой неделе? Ты говори, доченька, а я буду тебе в глаза смотреть. Я по глазам узнаю, правду ли ты говоришь, ну, а если скажешь неправду… — Он улыбнулся и не сказал, что будет, если Газиза скажет неправду. Он только покрутил ремешок нагана, висевшего у него на боку.
Газиза взглянула ему в глаза и невольно подалась в сторону. Ей показалось, что там, в глубине глаз этого человека, светятся злые огоньки.
— Что же ты молчишь, доченька? — не отставал этот человек. — Ты не бойся. Я добрый. Если скажешь правду, тебе ничего худого не будет. Ну, так кто же ночевал у вас?
— Да не пугайте вы ребенка, — вмешалась тетя Бадыгельзямал. — Ну где же тут человека спрятать?
— А ты помолчи, тетка. Тебя не спрашивают. Пока, — сказал человек с усиками, даже не взглянув на женщину. — Ну, говори, доченька…
Голос его звучал приветливо. И сам он улыбался приветливо и мягко. Но Газиза вспомнила огоньки в его глазах, и ей вдруг представилось, как будто она совсем маленькая и к ним пришла сестра Ханифа и села играть с ней в «кисоньку».
Газиза положила руку на стол, а Ханифа гладит ее руку и мягко-мягко приговаривает тихим, баюкающим голоском: «Кисонька, кисонька…» А потом вдруг вскрикнет: «Брысь!» и, если Газиза не успеет отдернуть руку, больно бьет ее ладонью по пальцам.
Вот и сейчас ей казалось, что этот, с усиками, шепчет ей «кисонька, кисонька…», хочет успокоить ее, а потом, если только прозеваешь, крикнет «брысь» и сразу прихлопнет.
«Нет, — решила она, — от меня он ничего не добьется, не скажу я ему про солдата. Ничего не скажу».
— Ну, так как же, доченька? — не унимался человек с усиками.
— Я очень крепко сплю, дяденька. Ночью я только сны вижу, — сказала Газиза.
— А вот и неправда, доченька. Вот и неправда. Глазки тебя выдали. Все ты видела. А что видела — сейчас мне и скажешь. — И он опять потрогал ремешок от нагана.
Как раз в это время вошла Фатыйха. Сперва она замерла, увидев полный дом незваных гостей, потом увидела дочку, прижавшуюся в уголке, и бросилась к ней.
— Доченька! — крикнула мать. — Да что же это такое?
Газиза кинулась на грудь матери и разрыдалась.
