Желаньем ложе с ним делить она зажглась;
Пустила в ход прельстительную речь,
Чтобы разжечь У Суна и завлечь.
Все более недвусмысленными становились намеки Цзиньлянь.
– Не огорчайтесь, невестка, – успокаивал ее У Сун. – С братом беды не наживете.
Приход хозяина помешал им продолжить разговор. У Чжи принес мяса, овощей, фруктов и сладостей и оставил все на кухне.
– Цзиньлянь! – крикнул он, поднимаясь по лестнице. – Ступай приготовь. – Вот бестолковый! Тут гостя некому занять, а он вниз гонит.
– Обо мне не беспокойтесь, невестка, – вмешался У Сун.
– Какой несообразительный! – продолжала ворчать Цзиньлянь. – Что ты, не можешь попросить мамашу Ван похозяйничать, да?
И хозяин тотчас отправился за старой Ван. Когда все было готово, наверху накрыли стол. Чего тут только не было: рыба, мясо, фрукты, сладости и прочая снедь. Принесли вина, и У Чжи предложил Цзиньлянь занять место хозяйки.[77] Гость сел напротив, а хозяин сбоку. Он разлил вино и перед каждым поставил чарку.
– Отведайте, деверек, нашего пресного винца, – поднимая чарку, обратилась к У Суну хозяйка. – Не обессудьте за скромное угощение.
– Что вы, невестка! Я вам очень благодарен, – заверил ее гость.
У Чжи все время бегал за вином и наполнял чарки. Ему было не до жены, а она с сияющей улыбкой не переставала потчевать деверя.
– А мясо вы так и не отведали, – подавая блюдо, говорила она.
Прямой и скромный, У Сун относился к Цзиньлянь как следовало относиться к жене родного брата. Ему и в голову не приходило, что она, бывшая служанка, окажется такой искусной кокеткой да еще примется его соблазнять. Добродушный и слабохарактерный хозяин не умел занимать гостя и полагался целиком на жену, которая глаз не сводила с У Суна, а он даже не замечал этого и не смотрел на нее. Когда изрядно закусили и выпили, У Сун стал собираться.
– Если не спешишь, посиди еще, – упрашивал брата У Чжи.
– Простите за беспокойство, – отвечал У Сун. – Зайду как-нибудь в другой раз.
Хозяева спустились вместе с гостем вниз.
– О переезде подумайте, – напомнила Цзиньлянь, когда они вышли за ворота, – а то над нами смеяться будут. Ведь родной брат – свой человек. И недоразумение какое выйдет, так все обойдется.
– Вы так гостеприимны, невестка! – благодарил У Сун. – Я нынче же перенесу к вам вещи.
– Не забудьте, ждать буду, – отозвалась Цзиньлянь, которая все время предавалась пылким мечтам.
Да,
Сколь долгим было страстное томленье
Цветок почуял ветерок весенний.
О том же говорят и стихи:
Золотая Лилия, кто постиг тебя?
Ты таишь в молчании дух весенней страсти.
Лишь У Суна славного не возьмут напасти,
Ни золото, ни чары – нет, не усыпят!
Вернувшись домой, У Сун собрал постель и вещи и велел солдатам отнести все в дом к брату.
При появлении деверя Цзиньлянь так обрадовалась, будто ей клад открылся. Комната для него была уже готова. У Сун остался ночевать, а солдата отпустил. Проснулся он рано, и хозяйка принесла ему горячей воды. Он умылся, причесался, надел на голову повязку[78] и отправился на утренний прием в управу.
– Отметитесь и побыстрее к завтраку приходите, – обратилась к нему Цзиньлянь.
У Сун ответил согласием, но в управе пробыл целое утро. Хозяйка все приготовила загодя. К его приходу был накрыт стол. Завтракали втроем.
– Сколько вам из-за меня хлопот! – заметил У Сун, когда Цзиньлянь подала ему чай. – Я ни есть, ни пить не могу спокойно. Завтра же пришлю солдата вам в помощники.
– Зачем вы так беспокоитесь, деверь! – прервала его Цзиньлянь. – Ведь не за чужим ухаживаем. У нас и дочка есть, Инъэр. Она, правда, только взад-вперед бегает, так я даже ей довериться не могу, а то солдату. Разве он чисто приготовит… Терпеть не могу солдат.
– Но я вам заботы прибавил, – пытался возразить У Сун.
О том же говорят и стихи:
У Сун-красавец сдержан был как лед.
Но страсть невестке не дает покоя!
Как в сети, завлекла его в покои,
К усладам тучки и дождя
[79] зовет.
Однако, хватит вдаваться в подробности. Как-то У Сун дал брату серебра, чтобы тот купил печенья, сладостей и фруктов и пригласил соседей. Те собрали немного денег и поднесли У Суну в знак уважения подарки. У Чжи снова устроил угощение, но не о том пойдет речь.