Я начала узнавать руку некоторых художников, особенно самых известных, например, Ронни Тьямпитджинпа, чей стиль заключался в изображении квадратов, нарисованных толстыми линиями, которые либо располагались один в другом, либо геометрически закручивались спиралью, заканчивающейся точкой в центре. Потом, конечно, был Ровер Томас. А также сестры Петиарре – Ада Берд, Глория и несколько других, большая часть работ которых состояла из маленьких, быстро нанесенных штрихов контрастных цветов, зеленых и фиолетовых, создававших эффект дрожащей на ветру плакучей ивы. Незаметно прислушиваясь к разговорам в разных галереях, я узнала, что «Глории» дорожают, а «два Ронни» сейчас уходят примерно по цене хорошей машины. «Хотя хороших Ронни сейчас так трудно достать, – грустно заметил дилер, слова которого я подслушала. – У него проблемы дома».
Утопия
Семья Петиарре родом из местечка под названием Утопия. Возможно, меня заинтриговало название или, может быть, искусство этого центрального поселения в пустыне, смело обращающееся с цветовыми контрастами. И я была полна решимости поехать туда. Мне посчастливилось получить приглашение от Саймона Тернера, художественного администратора, который работает посредником между дилерами и художниками. Поселение находится примерно в ста километрах к северо-востоку от Алис-Спрингс. Чтобы попасть туда с шоссе, ведущего к Дарвину, нужно свернуть на восток на пыльную дорогу, а затем на север – на еще более пыльную. Километр за километром тянется плоская, сухая равнина, заросшая камеденосными эвкалиптами. Затем следует подъем высотой метров десять или даже меньше, и внезапно вы оказываетесь в другом мире. Аборигены описывают его (когда они вообще это делают) как Спящую горную ящерицу или Спящую кустовую сливу, рассказывают его истории и рисуют их точками. Глядя на окружающий мир глазами чужака, я видела только то, что местность вдруг стала зеленее и пышнее. Земля скомкалась, создав скалистые образования, похожие на каменные цитадели или входные ворота в другой мир. Странным образом мне казалось, что я действительно куда-то переместилась.
А потом, еще через несколько километров, я действительно куда-то приехала. Утопия получила свое название давным-давно, еще до того, как здесь появилась оседлая община, и поэтому название поселения не казалось настолько ироничным. Конечно, это место выглядит довольно странным: беспорядочно раскиданные по местности дома, выстроенные, похоже, без какого-либо плана, разделенные деревьями, дорожками и «горбами», представлявшими собой куски гофрированного железа, обложенные матрасами и кусками грязной одежды, где многие люди проводили теплые ночи. Там был мини-маркет со странной смесью дорогих товаров, таких как телевизоры, и дешевых, вроде белого хлеба и готовой еды. Еще там можно было увидеть детскую площадку, все оборудование которой было сломано. Цепи одних качелей были перекручены вокруг верхней перекладины и начали ржаветь. С помощью двух полуголых детей я ткнула качели палкой, чтобы они приняли исходное положение. Дети засмеялись и начали качаться. Чтобы привести качели в рабочее состояние, мне потребовалось всего десять минут, но до меня никто не потрудился это сделать.
Утопия – это так называемое децентрализованное сообщество, состоящее из шестнадцати отдаленных поселков. Меня пригласили в главный, который назывался Юэндуму. Это была первая безалкогольная община аборигенов, которую я посетила (что делало ее более безопасной, особенно для живших там детей и женщин), хотя у поселения были и другие проблемы – в основном скука и отупение. Ужасно потерять свою землю, но когда (как в традиционной культуре аборигенов) эта земля является не только физическим, но и духовным воплощением мира, трудно найти что-либо ей на замену. Кочевая жизнь – цель сама по себе: что делать, если пропадает необходимость ходить? В первое утро пребывания в поселении я отправилась на прогулку, и несколько женщин позвали меня в свой «лагерь». Снаружи он выглядел как дом с верандой, но внутри был похож на бомбоубежища, в которые я часто лазила в детстве: мрачное и сырое помещение, стены покрыты граффити – все это выглядело неопрятно. У одной женщины был подбит глаз. Остальные пригласили меня, потому что хотели узнать, имею ли я какое-то влияние на администрацию по искусству и, что более важно, могу ли я использовать его, чтобы помочь купить им новые полотна. «Я закончила вот эту, – сказала одна женщина, указывая на картину, на которой была изображена ее „земля” в виде узора из крошечных ярко-зеленых и белых точек. – Без холста делать нечего».
