Множество признаков всюду равнодушия и цинизма в отношении к этой некогда ненавистной и священной и странной власти. Вот собралась толпа возле Народного собрания: едет к театру Верховный Главнокомандующий всех сухопутных и морских сил Российской Республики.
– Ах, вы, дураки, дураки, – проталкиваясь через толпу, говорит громко бывалый человек, – лезут на Керенского глазеть, вот добра не видали!
И никто за «добро» не вступается.
А когда началось это собрание, начались всякие мальчишества. Стул у кого-то из членов президиума покачнулся. Скобелев поправил ножку стула.
– Видно, что министр труда! – кричат.
И хохочут, и радуются; все совершается так же, как и в волостных комитетах, только там делят землю, а тут власть. Какие только люди не выходили на сцену: выходили и от земли, и от городов, и от военных, и от фельдшерских, и от всяких организаций. Слушал я, слушал и, когда все в голове стало путаться, выхожу покурить. Возвращаюсь минут через двадцать в свое подполье, в оркестр, где сидят журналисты.
– Что вы сделали, что вы пропустили!
– Что я пропустил?
– Декларацию индусов!
– Памирских?
– Какие у нас индусы, от настоящих, из настоящей Индии: что индийцы ждут от нас, только от России спасения, только на одних нас и надеются!
Поговорили, потолковали с журналистами о том, что вот как это все чудно, будто, правда, это не Народное собрание, а театр: мы землю делим, земли не оказывается, делим власть – власти не оказывается, делить вовсе нечего, а там вот люди за тридевять земель, так душевно располагаются на нас. И вспомнилось мне про Индию из недавно пережитого в деревне.
В июне, когда пашут пар, когда пришло вплотную время к дележу так, что хочешь ждать Учредительного собрания – жди, не паши, а если не надеешься, то сейчас, только сейчас захватывай – удастся вспахать и посеять озимое, твой будет урожай. Вот в это самое время и принесла нелегкая этого черта рябого Федьку-большевика. Зажег Федька митинг нерасходимый на выгоне.
– Берите, – кричит, – землю, боритесь, земной шар создан для борьбы!
А уж какой этот шар: по нашим деревенским знаниям и пониманию, земля вовсе не шар.
– Шар, – отвечают, – ну, ладно, а дальше что?
– Дальше: немедленно планомерно и неоднократно снимайте рабочих у помещиков, делите землю, пашите.
Смущены мужики, потому что на помещичьей земле всюду сидят тоже мелкие арендаторы и неминуемо с ними придется подраться и между собой, а там в этом имении еще винный склад.
– Идите, – кричит, – сейчас, снимайте рабочих, захватывайте, пощупаем их сундуки!
Митинг, как пожар, разгорается, оратор, будто пьяный, все говорит, и час, и два говорит, сядет, отдохнет немного и опять говорит. Скажет: «Побудьте немного без меня», отойдет в сторонку, ляжет, вздремнет и потом опять и опять говорит, и все от речей его, словно пьяные.
– Не думайте, – говорит, – что наши враги – немцы, нет, германцы приятели наши, а враги наши англичане, нам с англичанами воевать нужно и тогда за нас двинется Индия.
И опять свое:
– Земной шар, товарищи, создан для борьбы, за нас индейцы, не робейте, индейцы с нами, а Индия еще больше России!
До того заговорил, что хорошие степенные наши люди и те ошалели.
– Дружнее, товарищи, не робей, за нас индейцы!
Двинулись в Индию, а там оказалась вовсе не Индия, а просто винный склад: обыкновенная наша «винополия» Так вот и в Александрийском театре, в этом Народном собрании, совсем, было, мы приуныли от этого раскола нашего, несогласия, дележа, как вдруг выходят индусы и говорят:
– На вас вся наша надежда!
А мы, конечно, сейчас по градам и весям:
– Не робей, ребята, за нас индейцы!
