И белой повиты волной овец -
И в храме на чела легли, Задуты
Светильники; лишь в свадебный покой
Дан факел. Двери за четой примкнуты.
Какая мощь пахучая, какой
Избыток роз в опочивальне душной!
Желаний новых негой и тоской
Они болеют. Тению воздушной
Меж ними та, что накликал монах;
Но все равно душе, всему послушной,
Им кажется, что в дальних, ранних снах
Себя Мариею и Феофилом
Они встречали. В пурпурных волнах
Ведется ныне челн чужим кормилом.
Скупая грудь рассеклась и приют
Неведомым открыла, многим силам,
Друг друга знают, и не узнают;
Но тем жадней друг друга вожделеют,-
Как будто в них из брачной чаши пьют
Мирьяды разлученных душ… Хмелеют
Забвением и, вспоминая вновь
Любимый лик иль имя, веселеют
Разгадкой нежной. Но глухая кровь,
Как вал пучин, покроет их и смоет
С души безумной кроткую любовь,
И вдаль умчит, и на зыбях покоит,
Безликих, слитых с пеною морей;
То разлучит в две силы, то удвоит,
Смесив в одну то в яростных зверей
Их обратит, и гнев вдохнет в их голод,-
А запах роз все гуще, всё острей…
Так два венца ковал, свергаясь, молот.
Мария спит. Встал с ложа Феофил
И вышел в предрассветный, росный холод.
Кто мужеский состав в нем укрепил?
Впервые тело — плоть, и остов — кости,
А жилы — жизнь и радость новых сил.
Босой, идет, пути не видя, Гости
Скользят окрест в подземные дома…
И сам озрелся на родном погосте.
Как вырез — чащи кипарисной тьма
По золоту. Рассыпалась уныло
На мрамор ели темной бахрома.
Грудь замерла, и развернула крыла
Душа, о тех возжегшися мольбой,
За кем чертог свой Мать-Земля закрыла.
Пред ним — Мария, в дымке голубой,
И молвит, в белую одета столу
«Все розы разроняла я с тобой,
О Феофил! пусти за розой долу».
И сходит в голубеющий кристалл,
Разверзшийся по тайному глаголу.
Прозрачным взору сад могильный стал,
И просквозила персть — пучиной света
Зыбучего. На дне рубин блистал.
Святая роза Нового Завета -
Как Пасха красная ночных глубин,
Как светоч свадебный Господня лета!
Но меч златой восставший исполин
Меж ним и бездной розы простирает -
И Феофил в златом челне один…
Опомнился… Гробницы спят. Играет
На небе солнце… Сладостной тоской
И вещей болью сердце замирает.
Спешит из царства мертвых в мир людской:
Еще ли нежит мглою благовонной
Дрему любимой свадебный покой?
Еще ль… Напев он слышит похоронный,
Плач и смятенье в доме… Умерла…
Вы, розы, выпили дыханье сонной!
Свершилось. Громким голосом «Хвала
Владыке в вышних» — он воспел и с гимном
Из дома вышел, вышел из села.
Посхимился в скиту гостеприимном
Брат Феофил. Потом в пещерах скал
Уединенным затаился скимном.
Но и под спудом пламенник сверкал
Подвижнической славой. Некий инок
Отшельника сурового взыскал,
Что с князем мира долгий поединок
Вел в дебрях горных. В оную пору
Справлялись дни веселий и поминок,
Розалии весенние, в миру.
И пришлецу помог пустынножитель,
И дал ночлег близ кельи ввечеру.
Проснулся ночью темной посетитель,
Прислушался — мечта ль пленяет слух?
Канон созвучный огласил обитель.
Раздельно внемлет инок пенью двух.
Кто с мужеским глас женский согласует?
Жена ль в пещере — иль певучий дух?
Он знаменьем Христовым знаменует
Себя и мрак окрест. Чу, снова стих
Молитвенный два голоса связует…
И с отзвуком таинственным затих…
Но слышатся из недр глубокой кельи
Шаги, и речь, и тихий плач двоих…
Охвачен ужасом, в ночном ущельи
Тропу скользящим посохом чернец
Нащупать хочет. А за ним, в весельи
Ликующим, как благостный гонец,
Из каменного склепа гимн пасхальный
Доносится… Нисходит с круч беглец,
Сомнением смятенный, как опальный
Святынь изгнанник. Скорбь его томит,
Мятежный гнев и страх первоначальный.
Взыграло солнце. Жаркое, стремит
Свой путь к притину… В ложе саркофага,
Меж древних кипарисов, ключ гремит.
На гробе Агнец держит древко стяга
Среди крылатых гениев и лоз;
В янтарных отсветах дробится влага;
Над ней лик Девы и венок из роз.
Как золотая сеть над всем истома.
Молитвенно склоненный, даром слез
Утешен путник. К чаше водоема
Две горлицы слетелись… И долит
Усталого полуденная дрема.
Эфир безбрежно-голубой пролит
Пред сонными очами. Голос струнный
