– Остыньте, сэр, – примирительным тоном сказал Зальц. – Бог даст, может, и пронесет – не заметят нас. Туземцы, видать, еще не до конца истребили друг друга. По всему видать, у них тут война. Держу пари, что они идут на более важную цель, а вовсе не затем, чтобы прихлопнуть троих ни в чем не повинных космических дальнобойщиков. Если только их внимание не привлечет наш "Орел"…
Хорнунг, повернув голову, злобно смотрел в сторону корабля. До него была миля с небольшим, и он действительно находился на периферии возможной зоны поражения, при условии, что самолеты не изменят курс. "Если хорошенько припустить… – подумал он. – Нет, не пойдет, слишком открытая местность. Лучше не высовываться. Может и в правду отсидеться здесь. Пусть себе воюют, наше дело – стороннее…"
Рокочущий гул воздушной эскадры возрос уже до такой степени, что хотелось заткнуть уши. Наглухо. Но это мало бы помогло: низкий звук, частично переходящий в инфрадиапазон, воспринимался уже не только ушами, но и всем телом. Они стояли под маскировочной сетью, и можно было с уверенностью сказать, что с воздуха их не заметят. Однако инстинкт, доставшийся от животных предков, требовал немедленно забиться в норку, достаточно прочную, в такую, как, например, железобетонный дот. Разум же подсказывал, что укрепленные точки, как раз и могут являться объектами атаки, и потому держаться от них надо как можно дальше.
Мозг, раздираемый противоречивыми сигналами, оцепенел. Люди застыли на месте как буридановы ослы и, затаив дыхание, смотрели в небо, моля Создателя, отменить ничем не заслуженную кару.
Воздушная армада уже не ползла, а стремительно накатывалась ревущей железной волной. Огромные крестообразные тени пронеслись по земле, и первые звенья самолетов как вихри мелькнули над головами астронавтов, позволяя без всякой оптики разглядеть на своих крыльях и фюзеляжах устрашающие знаки и разухабистые символы: кресты, сдвоенные молнии и карточные масти.
И тут, ко всеобщей вакханалии чудовищного рева моторов и клокочущего воя воздуха, вспарываемого винтами и широким плоскостями проносящихся самолетов, добавился пронзительный свист. БОМБЫ! Случилось то, чего они больше всего боялись.
Хорнунг машинально взглянул на звездолет и увидел, как над ним раскрывается, играя всеми цветами радуги, силовой зонтик. ""Орел", может быть, и уцелеет, а вот уцелеем ли мы?!" – Эти мысли вспыхнули и погасли в голове капитана. Леденящий душу вой падающих бомб вытеснил из нее всякую способность о чем-либо думать, кроме как о том, что с высоты 500 метров свободно падающее тело достигает земли за 10 секунд. Хватит, чтобы лечь на дно траншеи и прочитать последнюю молитву. Но все пошло наперекосяк.
Как чертик на пружинках из траншеи выпрыгнул Зальц и, показывая чудеса ловкости в преодолении препятствий, что есть силы припустил по открытому полю. Теперь он имел вид перепуганного ребенка. А куда обычно бежит испуганное дитя? Конечно, домой. Вот и Зальц бежал в сторону корабля, где бы он почувствовал себя в безопасности.
Не отдавая отчета в своих действиях, Хорнунг бросился грудью на бруствер, отшвырнув бинокль, перевернулся через бок, вскочил на ноги и в три-четыре огромных прыжка догнал охваченного паникой штурмана и, обхватив его руками, упал вместе с ним на дно ближайшей воронки. И все это под свист, переходящий в хриплый вой, сверлящий затылок и рвущий барабанные перепонки.
И вот первые подарки туземцев легли на грунт. Земля качнулась и стала дыбом. Казалось, само небо раскололось от взрывов сотен бомб. Хорнунг и Зальц, оглохшие от грохота и рева, полузасыпанные землей, лежали на дне воронки в каком-то сумеречном состоянии сознания. Вся местность вокруг непрерывно вздрагивала, выбрасывая вверх чудовищные фонтаны грунта, пламени и несущего смерть металла. Тугие ударные волны сжатого воздуха вихрем проносились над их головами, обдавая жаром и вонью взрывчатки. Померкшее сознание людей потеряло способность к ориентации в пространстве и во времени. Казалось, что стороны света перетасовались, как карты в колоде, когда безумная планетка несколько раз словно бы крутнулась перпендикулярно своей оси. То же и со временем. Они не смогли бы сказать: продолжалась ли бомбежка пять минут или целую вечность.
