— Не убивать! Я Ахомит! — раздался крик из кустов.
— Не убивать! — крикнул я Тыкто. — Не враг!
Солдаты ослабили тетиву, но не опустили луки. Действительно, только что убитый туземец был одним из команчей, работавших на перетаскивании бревен.
— Выходи, — сказал Тыкто, — не убивать.
Из кустов медленно показался Ахомит и еще один гастарбайтер.
Проверив, что в лесу больше никого нет, Ахомита окружили, и он начал сбивчиво рассказывать, что произошло.
С помощью перевода Тыкто удалось узнать, что воины Сыхо напали рано утром два дня тому назад, когда почти все племя еще было на месте. Команчи убили всех мужчин, которые были в лагере, за исключением Тома и еще одного кузнеца. Их вместе с женщинами нападавшие забрали с собой. Затем, судя по всему, были захвачены трудившиеся на стройке. Там в основном работали команчи, так что, вероятно, их просто вернули домой, но этого Ахомит уже не видел. Он вместе с двумя друзьями трудился в лесу и успел спрятаться, когда началась заварушка. После того как все ушли, Ахомит похоронил наших мужчин в камнях.
Солдаты отправились вытаскивать стрелы из убитого и, закончив с этим, быстро отнесли тело в пещеру смерти.
Я же думал, что делать дальше. Исходя из рассказа Ахомита, результат нападения можно было оценить так: из безвозвратных потерь — около двадцати человек мужского населения. Из потенциально возвратных — все племя женщин и детей. У нас сейчас меньше сорока вооруженных воинов да Ахомит с товарищем. Через полчаса подойдет балласт в лице пленных дикарей и десятка ослов. В такой компании идти в контратаку было безрассудно.
— Идем к Ыката, — я старался говорить уверенно, чтобы не давать ни малейшего повода для сомнений в моем авторитете.
— Брать воин Ыката и идти убивать Сыхо, — вот так кратко я резюмировал свой план.
Тыкто не колебался ни секунды. Он почти бегом двинул в горы. Через десять минут мы встретили процессию с ослами и, быстро объяснив ситуацию, развернули людей обратно.
Туземцы мало занимались рефлексированием. Для них важно было мнение вождя и их текущее физическое состояние. Так как они были живы и сыты, а вождь велел идти к Ыкате, то все смиренно шли. Тот факт, что лагерь перестал существовать, волновал, похоже, одного Тыкто.
Безумно уставший отряд, наконец, добрел до дружественных апачей. Мы двигались без сна последние двадцать часов, причем часть этого времени проходило в нервной беготне. Больше всего я боялся, что, дойдя до цели, мы увидим ту же печальную картину.
К счастью, лагерь был цел. Нас радостно встретили, с интересом взирая на пленников с ослами.
Ыката был в курсе нападения. Вчера его люди пришли к нам менять руду, увидели разруху и, вернувшись, рассказали о случившемся. Он покачал головой, вероятно, выражая соболезнования, но в целом выглядел довольно равнодушным.
Тыкто рвался начать переговоры об общем войске, но я остудил его пыл. Сгрузив ослов в загоны для овец, и объяснив апачам про плененное племя, я приказал идти спать. На свежую голову разговор будет лучше.
После воскрешающего сна мы стали держать военный совет. Я предложил Ыкате взять всех имеющихся мужчин и отомстить вероломному шаману. К моему удивлению, всегда покладистый и мягкий Ыката встал в позу.
— Если я отдам тебе людей, то как я смогу защитить свое племя? — так вкратце звучал перевод его речи.
Тыкто был вне себя. Большим усилием воли ему удавалось держать себя в руках. Я искал компромиссы, доступные доисторическому пониманию.
— Ты прав, что племя на время останется без защиты. Но с твоими людьми у нас больше шансов победить, а значит обеспечить безопасность всем, в том числе и тебе. Если же мы проиграем, то горстка оставшихся у тебя солдат все равно не сможет защитить лагерь, как не смогли наши люди противостоять войску Сыхо из пары сотен человек.
Ыката был непреклонен. Помимо того, что он не давал нам новых солдат, услышав про две сотни человек, он решил оставить у себя и не отпускать около двадцати воинов апачи, бывших с нами в экспедиции. Ситуация усугублялась. Воевать группой из оставшихся двадцати мужчин было вовсе безрассудно. Я не знал, как переломить ход беседы. Тыкто закипал. Еще немного, и у двух племен мог остаться только один вождь.
