Сеид-Ага сделал знак четырехпалой рукой (у него на обеих руках не хватало мизинцев) и, оставив сопровождающих, повел Исмаила по левому коридору.
Комната представляла собой полусферу с прорезью в сторону священного камня Каабы. По крайней мере, так решил Исмаил. На каменном полу лежала квадратная циновка из морской травы. На ней Исмаил увидел лежащего ничком человека. Ноги подогнуты, руки распластаны.
Фидаин смутился, он впервые видел повелителя в таком положении. Время вечерней молитвы давно прошло. Впрочем, Исмаил догадывался, что имам и его наместники в других замках Антиливана молятся как-то по-своему. Говорить об этом не было принято. И вот имам Синан открывает ему один из секретов высшего обряда. Не хочет ли старик приблизить его?
Такие мысли являются прежде, чем подозрения.
Лежавший приподнялся. Постоял на коленях. Затем встал в полный рост. Сердце фидаина застучало сильнее. Его преклонение перед этим человеком не знало пределов.
— Ну что ж, говори, Исмаил, — сказал имам.
— Твое повеление выполнено, — взволнованно, громко произнес фидаин.
Имам повернулся к нему. Он был широколицый, безусый, со шрамом на подбородке. Его правое веко замерло в вечном прищуре — как и шрам на подбородке, следствие падения с лошади в юности.
— Ты говоришь, мое повеление выполнено?
— Аллах свидетель! — поспешил сказать Исмаил. — Завтра дюжина вестников примчится сообщить, что войско Хасмейнского эмира повернуло вспять.
— И что, эмир Бури мертв?
Фидаин смешался.
— Ты молчишь?
— Эмир Бури жив.
Имам прошелся по своей странной молельне, шаркая подошвами расшитых мелким жемчугом туфель по каменному полу.
— Надо понимать, что ты уговорил его не нападать на замок Алейк?
— Можно сказать и так, повелитель.
— Продолжай.
— Я мог его убить. Я проник в его шатер и воткнул кинжал рядом с его головой.
— И ушел?
— Да, повелитель.
— Почему ты решил ослушаться моего повеления?
Исмаил сложил молитвенно руки.
— Чтобы лучше угодить тебе, повелитель.
Синан подошел вплотную к своему слуге. Левое веко опустилось до уровня правого.
— Когда ты успел стать мастером словесных игр, Исмаил?
Тот опустил глаза.
— Молчишь? Молча — не объяснишь.
— Я рассудил, что страх Хасмейнского эмира будет нам лучше, чем его смерть. Его взрослый сын Джамшид, по слухам, прекрасный воин. Он захотел мстить за отца. Бури, увидев кинжал рядом со своею головой, понял, что в твоих силах, повелитель, убить его в любую минуту, если он поднимет меч против Алейка. Поэтому, пока Бури жив, Хасмейн нам не опасен.
— Ну хорошо, если даже я сочту твои действия и объяснения разумными, что я должен думать о твоей удачливости, Исмаил? Невозможно прокрасться в шатер полководца, стоящий посреди его войска. Но меня занимает не то, как ты прокрался в шатер Бури, а то, каким образом ты ушел из него. Живым.
— Я подумал, что имеет смысл поискать союзников в лагере Бури. И искал я их среди людей, стоящих высоко.
— И нашел? — резко остановился имам.
— Нашел.
— Кого, например?
— Визирь Мансур, как я догадался, является вашим тайным приверженцем, повелитель. Да и другие визири тоже сочувствуют делу исмаилитов и ненавидят потомков Аббаса.
— Как тебе удалось дознаться?
— У меня есть глаза и уши, поэтому я смотрю и слушаю.
Имам подошел к проему в стене и некоторое время рассматривал облака, проплывающие над замком. Или делал вид, что рассматривает.
— Ты удивляешь меня, Исмаил, — сказал наконец он, — возможно, ты заслуживаешь награды. Благословение Аллаха, враги сторонятся нас.
— Слава Аллаху и… — начал было фидаин.
— Но не все, — резко прервал имам.
— Ты имеешь в виду назореев, повелитель?
— Завтра прибудет посольство иерусалимского короля. И знаешь, чего они будут требовать от нас, эти франки, — дани!
— Дани?!
— В противном случае они грозят войной. Впрочем, нам все грозят войной.
— Но разве не можем мы…
— Ты имеешь в виду путь неотвратимого кинжала? Возможно, до этого и дойдет, и тогда ты мне можешь понадобиться, удачливый Исмаил.
— Приказывай! — знакомый Синану фанатический блеск зажегся в глазах юноши.
— Прикажу, — усмехнулся имам. — Но сначала хочу попробовать нечто. Ты знаешь, где находится Нубия?
