отдельные попытки до сих пор не прекращаются.
И единственной пока (весьма при том сомнительной) пользой от вековых попыток
стало то, что гиттоны очень на арене хороши оказались – на непредвзятый вкус черни,
которая в основном на бои и ходит. Других бестий распорядители на арену с опаской
выпускают – неизвестно, чего они там выкинут. Особенно вергов. Урса еще можно
раздразнить так, что он голову потеряет и станет в бешенстве бросаться на всё, что
шевелится, об осторожности забыв. А у вергов разум всегда холодный, и желания
подыхать на потеху ненавистным людям у них, как нетрудно догадаться, нет ни
малейшего. Было несколько случаев, когда верг, гладиатору на плечи запрыгнув, или за
выступы зацепившись, через ограждение арены перепрыгивал и устраивал среди зрителей
резню, пока его лучники не успокаивали. Опять же, хотя вергов и выводят на арену
обессиленными, да одурманенными, гладиаторов они часто убивают – причем не
разбирают, кто из них любимец публики, а кто – на заклание выведен. Ну и наконец,
живьем верга взять – это еще постараться надо. Так что я уж и не упомню, когда крайний
раз верг на арене оказывался. А вот гиттоны – наоборот, частенько в боях участвуют.
Дерутся они с упоением и яростью до самой смерти, живучие, видом страшные, при том
как противники хоть и опасные, зато предсказуемые. Короче, самое то для зрелищного боя.
Как они на арену попадают? А мы привозим. Амфитеатры хорошо за гиттонов платят, вот
мы и стараемся с каждой чистки нескольких бестий живьем привезти на продажу.
Лейтенанту две части от выручки идет, всем остальным – по одной.
Вот и сейчас – едем на чистку, а егеря мои всё рассуждают о том, скольких гиттонов
мы живьем возьмём, сколько за них получим, и кто как потом деньгами распорядится.
Нехорошая, вообще-то, примета – непойманного зайца разделывать – но мой нынешний
сквад на приметы внимания мало обращает. Предсказуемы они очень, гиттоны,
случайности с ними редко выходят, потому и приметы тем, кто в основном только на них и
ходит, без надобности. Зачем нужны приметы, когда всё и так известно? Поэтому я молчу,
хотя слышать такую уверенность в своем будущем мне необычно и немного неприятно.
Вмешался лишь, когда бойцы мои решили с сожалением, что только одного гиттона мы и
сможем обратно в Бурдигал привезти: дорога дальняя, нас же – мало. Не увезем двоих. А
повозку нанять – денег не хватает.
- В Лютеции тоже амфитеатр есть, - говорю, - и бои там каждую неделю. Дадут, конечно,
поменьше, чем в столице, но всё ж лучше, чем ничего. До Лютеции от Ганнека – часа три
езды.
Переглянулись егеря, заулыбались довольно. В другую сторону теперь разговоры пошли –
собираются нескольких бестий живьем взять, и возить по одной в Лютецию. До того
договорились, что послышались уже предложения все гнездо целиком пленить.
- Ишь, размечтались, - решил я остудить их пыл, - в Лютеции все ж амфитеатр поменьше
нашего. Не думаю, что они больше одного возьмут. Я и насчёт одного-то не уверен, просто
попробовать предложил.
Порешили заехать по дороге в Лютецию – благо дорога сквозь идёт – и выяснить,
скольких бестий амфитеатр возьмет, и сколько заплатит.
Так и сделали. Взял я с собой двоих егерей для внушительности и пошел с ними
распорядителя искать. До Смутного века Лютеция была большим городом, и части её,
расположенные по разные стороны реки, соединялись добрым пятком мостов. Теперь от
былого величия остались только монументальные трехэтажные дома на, огороженном
стеной, острове посреди реки, которые большую часть города и составляли. Старый город
по левую сторону Секваны еще давал приют черни и некоторым ремесленникам, а по
правому берегу всё тянулись развалины и, заросшие бурьяном, пустыри. Амфитеатр –
Арены Лютеции – находился тоже по левому берегу и, определенно, знал лучшие времена:
галереи первого яруса засыпаны обломками досок и мусором, камень стен повыщерблен,
