
Вот, скажем, идешь по улице и видишь: движется навстречу жалкая старушонка. Подходит и протягивает к тебе худую, костлявую руку, просит кусочек хлебушка. И такой у нее добрый и несчастный вид, что ты готов последнюю рубашку с себя снять и отдать ей, не только хлебушек. И ты отдаешь старушке свой кусок хлеба… А что же старушка?.. Думаете, благодарит?.. Ничего подобного… Старушка эта — не простая старушка, а колдунья. Один миг — и от доброго, несчастного вида ее и следа не остается. Хватает она своей костлявой клешней твою мягкую маленькую руку, и ты уже мчишься на ее помеле высоко, высоко, выше туч. А внизу горы и долины, леса и реки. Со страху ты крепко хватаешься за полы старухиной одежды, чтоб не свалиться вниз, хотя, может, лучше бы свалиться, чем злою волей колдуньи оказаться спущенным через дымовую трубу в ее колдовской обители. А чтобы ты не мог сбежать, обернет тебя на время чуркой, и ты своими глазками-сучками видишь, как эта «добрая» костлявая старуха разводит в печке огонь, чтобы потом зажарить из тебя шашлык. О, колдуньи очень любят шашлык! Для этого они могут тысячи километров пролететь, охотясь за стоящей для шашлыка добычей. Колдуньи разборчивы, кого попало есть не станут. Один слишком худ — зубы об него обломаешь; другой — жирный: съешь — изжога замучает…
И вот глядишь на огонь, разожженный злой старухой, и ничего поделать не можешь, потому как обернула она тебя чуркой…
И это еще что! Колдуньи могут и многое другое. Они ужас как необузданны, любую пакость могут сотворить…
Многие утверждают, что никаких колдуний вообще нет и не бывало. Честно говоря, я тоже иногда так думаю. Но вообще-то их нет только в том случае, если ты не веришь в их существование. А если веришь, то есть, и еще сколько!.. Особенно в сказках. В них без колдунов и волшебников никак не обойтись…
Вернемся, однако, к нашим колдуньям. Переругиваясь и угрожая друг другу, они несутся через Атлантический океан на север, в сторону Гренландии.
— Э-эй, — подает голос Тимбака. — что опять случилось? Отчего ты прибавила скорость? Притормози, дай нагнать тебя…
Но Ципили больше не слышала ее. Точнее, не хотела слышать. Она была захвачена полетом. Вспоминала дни минувшей молодости, когда могла, шестнадцать раз кряду облетев земной шар, завоевать чемпионское звание среди всех колдунов и волшебников, за что была даже награждена особой медалью, которая и по сей день висит у нее на шее.
Держась одной рукою за помело, Ципили другою потрогала медаль, потом поднесла ее к глазам, потерла о щеку и поцеловала. Как-никак, а эта медаль была ее единственной гордостью.
— Эй, Ципили, — не унималась Тимбака, — поумерь свой полет, куда несешься? Так тебя, чего доброго, занесет на Северный полюс, а там, как ты знаешь, вечные льды и ужасный холод. И без того у тебя хронический бронхит… Да и миндалины увеличены!.. Говорят же тебе, стой. Простудишься!..
— Смотрите-ка на нее, нашла дурочку! Наконец-то мое помело развило скорость тысячу километров в час!.. Мчись, молокососка, авось нагонишь. Не трать понапрасну силы на хитрость, этим меня не одолеешь!..
— Ну хоть чуточку сбавь скорость! Вдвоем веселее…
— Знаю я тебя, — не оборачиваясь, сказала Ципили. — Сообразила, что никак не нагнать меня, сразу помягчала. А стоит нагнать, опять кусаться начнешь. Я и сейчас помню, как ты, тоже обманом одолев меня лет шестьдесят назад, укусила за ногу. След и до сих пор остался.
— Смотри, океан уже кончился, над сушей летим! А какая вокруг зелень! Это, наверное, Африка? Точно, Африка!..
— Ну я же говорю, что ты невежда! Какая может быть Африка? Это Зеленый остров, Гренландия. Слыхала про такую…
— Бог с ней, пусть Гренландия. Раз уже суша, давай спустимся, я устала, — взмолилась Тимбака, — и есть хочется…
— Хи, хи, хи… Дири-бири. Конечно, устала. У вас, у молодых, нет никакой выдержки. Я тебя еще не так вымотаю. Похудеешь. Одни кости останутся. Хи, хи, хи…
И Ципили глухо засмеялась, довольная своим остроумием. Дальше какое-то время она молчала. Вспомнила, что в полете не следует так много разговаривать, можно застудить горло, миндалины у нее и правда паршивые, часто воспаляются. А о бронхах говорить нечего, совсем никуда не годятся.