Адамант закончил речь, и на мгновение наступила тишина. Когда же толпа взревела, стало ясно, что оратор превратил кучку людей, еще недавно очень разных, не имевших ничего общего, в армию, единую армию, и они знали это. Все, что им теперь нужно, – враг, с которым следовало сражаться, и очень скоро они найдут этого врага на улицах. Хок встревоженно наблюдал за толпой в зеркале. Возбуждать подобным образом людской гнев опасно для всех. Если Хардкастл пробудит аналогичные эмоции в своих последователях, то улицы превратятся в арену борьбы сторонников двух партий. Адамант снова поднял руки – и толпа замолкла. Он сделал короткую паузу, как будто не мог найти нужные слова, а затем медленно и спокойно начал объяснять, как надлежит поступать с врагом.
– Насилие – путь Хардкастла, а не наш. Пусть избиратели увидят, кто первым прибегнет к насилию, и тогда поймут, кто говорит правду, а кто ее скрывает.
Адамант обвел взглядом толпу и продолжил:
– В ближайшие часы некоторые из вас неизбежно будут ранены, а может быть, и погибнут. Но что бы ни случилось, вы должны только защищаться – в той мере, в какой необходимо. Ненависть и жажда мести легко могут заманить вас в ловушку, но это путь врага, а не наш путь. Реформаторы борются за перемены, а не за разрушения.
Он снова помолчал, чтобы аудитория переварила его слова, а затем внезапно повысил голос и пожелал всем удачи, наполняя сердца слушателей надеждой и решимостью, поклонился и под одобрительный гул толпы неспешно отступил в полумрак лестничной площадки вместе с Даниель и Медлеем. Ему хлопали до изнеможения, а потом, когда собравшиеся начали медленно покидать зал, смеясь и возбужденно болтая в предвкушении бурного дня, Адамант устало опустился в кресло, и из его груди вырвался долгий вздох облегчения.
– Думаю, все в порядке, – произнес он наконец, протянув руку жене, и Даниель крепко сжала ее обеими ладонями.
– Конечно, – подтвердил Медлей. – Ведь мы очень долго репетировали.
– Не обращай на него внимания, – сказала Даниель мужу, окатив Медлея ледяным взглядом. – Ты был великолепен, дорогой! Слышишь, Джеймс, тебе все еще хлопают!
– Тяжела жизнь политика, – мрачно заметил Адамант. – Все это низкопоклонство… Как я смогу не поддаться ему?
Медлей фыркнул.
– Подожди, пока не выйдем на улицу, Джеймс. Только тогда начнется настоящая работа. Там все будет совсем по-другому.
Через полчаса все участники митинга разошлись. Адамант и его спутники вернулись в кабинет, где их уже ждали посетители.
Гаррет Уолпол и Люсьен Сайкс были крупными бизнесменами. Хок и Фишер слышали о них. Оба происходили из почтенных семей, чья родословная по древности не уступала Хейвену, и если бы их деньги не были нажиты торговыми операциями, они стали бы виднейшими представителями элиты. Но сейчас отношение к ним высшего общества, мягко говоря, оставляло желать лучшего. Даже купцы приходили к ним через черный ход, вне зависимости от размеров своего состояния. Именно эта ситуация и стала одной из причин визита Уолпола и Сайкса, в чем, конечно, они никогда бы не признались.
Обменявшись вежливыми рукопожатиями с Адамантом, посетители перешли в решительную атаку.
– Ваш консультант может остаться, – резко произнес Сайкс, – но остальным придется выйти. У нас конфиденциальное дело.
Хок улыбнулся и покачал головой.
– Мы – телохранители и останемся с сэром Адамантом.
Уолпол удивленно взглянул на Хока и Фишер и рявкнул:
– Джеймс, отошли своих гончих псов! Пусть твоя жена отведет их на кухню и напоит чаем или чем-нибудь еще, пока мы будем заниматься делами.
– Не беспокойтесь, – сказала Фишер. – Мы не хотим чая, и мы останемся.
– Вы сделаете то, что вам приказано, черт побери! – заорал Сайкс. – Убирайтесь и не возвращайтесь, пока вас не позовут. Адамант, прикажи им!
Хок только улыбнулся. Сайкс внезапно побледнел.
У него перехватило дыхание. Хотя Хок не пошевелил ни одним мускулом, в его облике что-то изменилось.
Покрытое шрамами лицо оставалось холодным и бесстрастным, но во взгляде таилась смертельная угроза, и Сайкс не мог не заметить, что рука Хока лежит на рукоятке топора. Комната внезапно показалась ему очень маленькой – даже повернуться негде.
