Она отпустила его, и он отступил на шаг назад, схватившись за плечо. Брунел повернулся и растворился в толпе, а через мгновение вообще исчез в ней. «Все это напрасная трата времени, – думала Фишер – Здесь убийцы Богов нет». Она огляделась в поисках Хока и Бакена.
Бакен, слоняясь среди людей, которые отворачивались от него, чувствовал себя не лучше привидения на празднике. Слух о его прибытии на вечеринку быстро облетел собравшихся. При его приближении гости поворачивались к нему спиной; разговоры стихали, когда он проходил мимо. Аристократы – молодые и старые – почитали себя теми избранниками, на которых не распространяются законы морали и разного рода ограничения. Однако если посмотреть глубже, то ясно, что все их любовные похождения и дебоширство подчиняются весьма строгим правилам. Ну а когда дело касается семьи и наследования, знать проявляет себя с самой консервативной стороны. Дети продолжали род, без них не существовало бы сто избранных семей, не было бы знати. Поэтому единственный сын, последний в роду, не имел права отказываться от женитьбы и регулярно посещать Сестер Радости – такое считалось просто непростительным.
Гости вдруг заметно оживились – Бакен с удивлением увидел, что к нему кто-то направляется. Первая мысль, пришедшая в голову, – его, видимо, сейчас попросят удалиться. Но когда толпа расступилась, он увидел, что это хозяин дома, лорд Луис Хайтауэр.
Среднего роста, коренастый, лорд Хайтауэр очень похож на своего отца. Второй сын в семье, он спокойно и не без успеха служил в армии, когда в одну ночь погибли его мать и отец, ставшие жертвой проклятого оборотня. Его старшего брата убили несколькими месяцами раньше. Поэтому он вышел в отставку, вернулся домой и стал теперь лордом Хайтауэром, одним из столпов знати и главным организатором Клуба адского огня. Они с Бакеном были одного возраста и когда-то дружили. Бакен выждал, когда Хайтауэр подойдет к нему, и учтиво поклонился. Он был готов ко всему, только не к печальному, безысходному вздоху, с которым Хайтауэр приветствовал его.
– Какого черта ты здесь, Чарльз? Вот уж не думал, что ты заинтересуешься всей этой чепухой насчет адского огня.
– Мне ваш Клуб действительно не интересен, – ответил Бакен – Но он может иметь связь с делом, над которым я работаю сейчас в Отряде. А почему ты называешь все это чепухой? Я считал тебя одним из главных организаторов Клуба.
Хайтауэр пожал плечами.
– Это занятно, иногда даже интересно. Но для меня совсем не так увлекательно, как для некоторых, кого я мог бы назвать. Почему я раньше не подумал, что такое исключительное событие заинтересует тебя и ты даже вернешься сюда? – Хайтауэр посмотрел на него в упор – Прошло много времени, Чарльз. Очень много.
Бакен улыбнулся.
– Не все согласятся с тобой, Луис. Я не хожу туда, где меня не желают видеть. У меня еще осталась кое-какая гордость.
– В моем доме, Чарльз, тебе всегда будут рады. И ты это знаешь.
– Да. Но мое присутствие в твоем доме может повредить тебе. Пойдут разговоры.
– Что из того? Неужели ты думаешь, репутация мне дороже друзей?
– Теперь ты занимаешь важное положение, – твердо сказал Бакен – Ты больше не младший сын. Теперь ты Хайтауэр, глава семьи. У тебя ответственность перед семьей, как и перед самим собой. А также перед той бедняжкой, на которой ты когда-нибудь решишь жениться. Тебе не стоило даже говорить со мной.
– Как глава семьи я пользуюсь определенным авторитетом. Люди могут выражать недовольство, но только про себя, вслух они не произнесут ни слова. Особенно публично. Я рад снова видеть тебя, Чарльз. На прошлой неделе я встречался с твоей матерью. Она выглядит хорошо. Они все еще не простили тебя?
– Насколько мне известно, нет. Я ведь туда не хожу. Для них я просто не существую. Возможно, это и к лучшему.
– А ты все еще…
– Не посещаю ли я Сестер Радости? Посещаю.
– Они погубят тебя, Чарльз. Тех, кто попал в их сети, они доводят до смерти – Хайтауэр заметил выражение лица Бакена и умиротворяюще поднял руку – Ну ладно, я понимаю. Ты не желаешь об этом говорить. Я же не могу спросить тебя, какое дело ты расследуешь, поскольку и это тоже запретная тема. Есть ли хоть что-то, о чем мы могли бы свободно побеседовать?
