Вернувшись к летнему домику, где оставался автомобиль, Ассад постоял, словно взвешивая все, что они узнали.
— Карл, насчет игры я что-то не все понял.
«Как будто прочитал мои мысли», — подумал Карл и сказал:
— Сейчас мы снова пройдемся по всему дому. Я как раз хотел это предложить. Во всяком случае, надо будет забрать игру с собой, чтобы проверили отпечатки пальцев.
На этот раз они обыскали все: хозяйственные постройки, лужайку за домом, покрытую пожухлой травой, ящик для газовых баллонов, но не узнали ничего нового и ни с чем вернулись в гостиную. Там Ассад принялся ползать по полу в поисках двух недостающих треугольников от коричневой фишки. Карл медленно обвел взглядом сувенирные полки и прочие предметы обстановки, потом снова взглянул на принадлежности для игры.
На желтом среднем поле маленькие цветные пятнышки фишек сами бросались в глаза. Одна фишка с теми ломтиками, которые должны были в ней лежать, и другая, в которой фишки отсутствовали. Одна розовая и одна коричневая.
И тут его осенило.
— Вот еще одно рождественское сердечко. — Ассад извлек упомянутый предмет из-под края ковра.
Но Карл не отозвался. Медленно нагнувшись, он поднял две карточки, валявшиеся рядом с коробкой для карт. Две карточки, каждая с шестью вопросами, помеченными соответствующим цветом.
Сейчас его интересовали только два: отмеченные коричневым и розовым.
Затем он перевернул карточки и посмотрел в ответы. И вздохнул с таким чувством, будто только что поставил мировой рекорд.
— Ассад, посмотри-ка сюда, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал тихо и ровно. — И скажи, что ты видишь.
Держа в руке сердечко, Ассад поднялся и через плечо Карла взглянул на карточки.
— Что я должен видеть?
— Не хватало одного розового и одного коричневого вкладыша. — Карл протянул Ассаду одну карточку, а сам продолжал рассматривать вторую. — Посмотри на «розовый» ответ на той карточке и «коричневый» на этой. Что там написано?
— На одной написано «Арне Якобсен», а на другой «Йохан Якобсен».
Оба посмотрели друг на друга.
— Арне? Ведь так звали полицейского, который забрал папку из Хольбека и передал ее Марте Йоргенсен? Какая у него была фамилия? Не помнишь?
Ассад приподнял брови, затем вытащил из кармана блокнот и перелистал записи, пока не дошел до беседы с Мартой Йоргенсен.
Произнеся шепотом несколько непонятных слов, он поднял взгляд от блокнота.
— Ты прав, его звали Арне. У меня это записано. Но Марта Йоргенсен не называла его фамилии.
Он снова пробормотал что-то по-арабски и перевел взгляд на игральную доску:
— Если Арне — это полицейский, кто тогда другой?
Карл вынул мобильник и позвонил прямо в хольбекское отделение полиции.
— Арне Якобсен? — переспросил дежурный. — Ну, это надо спрашивать у кого-нибудь постарше. Одну секунду, сейчас соединю.
Через три минуты вопрос был решен, и Карл убрал мобильник.
Иногда это происходит в тот день, когда тебе стукнет сорок. Или когда ты заработаешь свой первый миллион. Или, в крайнем случае, когда твой отец выходит на пенсию и его дальнейшим уделом становится только решение кроссвордов. В этот день мужчина, как правило, впервые ощущает, что он наконец-то вырвался из патриархальной зависимости и ему больше не придется выслушивать наставительные замечания и чувствовать на себе критические взгляды.
В случае Торстена Флорина все было не так.
Торстен Флорин давно был гораздо богаче своего отца и оставил далеко позади четверых младших братьев и сестер. Даже в средствах массовой информации он мелькал гораздо чаще, чем отец. В Дании все его знали, все им восхищались, в особенности женщины, которых прежде так добивался его отец.
Но, несмотря на все это, стоило ему только услышать в телефонной трубке голос отца, как ему делалось нехорошо. Он сразу же начинал ощущать себя трудным ребенком, существом подчиненным и презренным. В животе что-то сжималось, и это ощущение не исчезало, пока он не заканчивал разговор. Но просто бросить трубку, если ему звонил отец, он никогда не решался. Беседы эти продолжались недолго, но по их окончании Торстена гораздо дольше не оставляло чувство злости и бессилия.
