— Прокурор внес сегодня предложение о соглашении с адвокатами Уллы Йенсен и ее сына.
— Вот как.
— Восемь лет матери и три года сыну.
Карл кивнул: вполне ожидаемое решение.
— Улла Йенсен, по–видимому, попадет в закрытое психиатрическое заведение.
Карл еще раз кивнул. Наверняка скоро и сын последует за ней туда же. Разве может этот несчастный пережить тюремное заключение и остаться в здравом уме?
— Слышно что–нибудь новое о Мерете Люнггор?
Карл покачал головой:
— Она все еще находится в искусственной коме, но хорошего ждать нечего. Вероятно, мозг непоправимо пострадал от множественных тромбов.
Маркус Якобсен кивнул:
— Ты и водолазы из Хольмена сделали все возможное!
Шеф перебросил Карлу журнал: судя по обложке, по водолазному делу, только заголовок был написан как–то странно. Неграмотные они, что ли?
— Все правильно, просто это норвежский журнал. Открой на четвертой странице.
Карл окинул быстрым взглядом иллюстрации. Старая фотография Мереты Люнггор. Фотография герметической капсулы, которую водолазы пристыковали к двери шлюза, чтобы спасатель мог перенести женщину из барокамеры в мобильную декомпрессионную камеру. Ниже был помещен краткий текст, в котором разъяснялись функции спасателя и ход подготовительной работы в герметической капсуле, рассказывалось об устройстве барокамеры, о ее пристыковке, о том, как сначала давление в камере повысили, чтобы остановить кровотечение из ран женщины. Имелся план здания и чертеж мобильной камеры со спасателем внутри, который давал пострадавшей кислород и оказывал первую помощь. Далее размещались фотографии врачей перед огромной барокамерой в Ригсхоспиталете и старшего сержанта Микаэля Овергора, специалиста, который внутри барокамеры ухаживал за умирающей от кессонной болезни пациенткой. А в конце был крупнозернистый снимок Карла и Ассада, сделанный на пути в машину «скорой помощи».
«Выдающийся пример взаимодействия экспертов военно–морского флота и вновь учрежденного отдела полиции, которым завершилось вызвавшее самые разноречивые предположения дело о розыске пропавшего человека в Дании» — гласил заголовок.
— Да, — начал шеф отдела убийств, улыбнувшись самой обаятельной из своих улыбок, — в связи с этим к нам обратилось полицейское управление Осло. Они хотят подробнее ознакомиться с твоей работой, Карл. Осенью они направят к нам делегацию, и я прошу тебя оказать им хороший прием.
Карл невольно скривился:
— Мне некогда этим заниматься!
Только еще не хватало, чтобы в его подвальных коридорах толпились норвежцы!
— Ты же знаешь, нас всего два человека в отделе. А чему, кстати, сейчас равен наш бюджет, шеф?
Маркус Якобсен ловко уклонился от прямого ответа.
— Сейчас, когда ты снова выздоровел и вернулся на работу, тебе самое время подписать эту бумагу. — Он протянул Карлу то дурацкое заявление с просьбой принять его на курсы повышения квалификации для руководящего состава.
— Не хочу, шеф. — Карл к нему даже не притронулся.
— Но так надо. Почему ты не хочешь?
«Сейчас у нас обоих одно на уме: как бы поскорее закурить», — подумал Карл.
— Причин много, — сказал он. — Вспомни, например, о реформе социального обеспечения. Очень скоро для нас будет введен пенсионный возраст начиная с пятидесяти лет, в зависимости от занимаемой должности. Я не хочу быть полицейским, который трясется за свое место, и не хочу превращаться в канцелярскую крысу. Не нужно мне много подчиненных. Не хочу учить уроки, сдавать экзамены, стар я уже для этого. Не хочу заказывать новые визитные карточки и вообще не хочу никаких повышений. Вот почему, шеф.
Начальник отдела убийств устало посмотрел на него:
— Ты перечислил много такого, чего вовсе не будет. Однако если ты хочешь быть начальником отдела «Q», значит, надо идти на курсы.
— Нет, Маркус. — Карл покачал головой. — Хватит с меня учиться, я больше не хочу. С меня хватает того, что приходится с пасынком заниматься математикой. Только он все равно провалится. Отдел «Q» по–прежнему так и будет возглавлять вице–комиссар полиции — вот мое последнее слово, а я так и буду ходить в прежнем чине.
Он поднял руку и показал шефу пластиковую папку.
