Цигун вырвал меня из объятий смерти
Чун Шэн
В 1988 г., когда мне исполнилось 30 лет, в моей карьере наметился большой прогресс. Я приехал в КНР и работал в Шэньчжэне, Гуанчжоу, Ханчжоу, Пекине, Тяньцзине и Фучжоу. И в это время совершенно неожиданно на меня стали сыпаться всякие болячки: сначала гепатит, а потом беспрерывный кашель. Поначалу я не придал ему значения, полагая, что слегка простыл. Кашель — обычное дело. Я продолжал работать в прежнем напряженном режиме. Потеря бдительности стоила мне того, что сначала в мокроте стали появляться небольшие капли крови, а затем и вообще началось кровохарканье. Только тогда я действительно испугался, но родителям ничего говорить не стал, чтобы не волновать их.
Осознавая серьезность положения, я решил обратиться к врачу, но не смог сделать этого сразу, т. к. должен был завершить дела. Однако болезнь брала свое, и однажды в гостинице “Пекин” у меня начался жар. Пришлось все бросить и в сопровождении приятеля лететь домой в Гонконг.
В самолете я чувствовал себя ужасно: голова раскалывалась, все тело горело огнем, периодически я терял сознание.
Никогда и представить себе не мог, что смерть будет так близко. Ничто в жизни не казалось мне таким бесконечным и не давалось с таким трудом, как эти три часа полета.
Я оказался в больнице: уколы, откачивание жидкости, лекарства. Прошло три дня, но температура не спадала, головные боли не прекращались. Жизнь во мне держалась только благодаря растираниям спиртом и холодной водой.
Врачи решили сделать повторный рентген и, посмотрев снимок, сказали: “Рак легких в поздней стадии”. Я чуть не лишился чувств.
Надо было что-то делать, и я нашел лучшую в Гонконге специализированную клинику, оборудованную самым современным компьютерным томографом. Обследование показало, что в левом легком у меня находилась опухоль размером с большое яблоко. Причем, она располагалась близко к сердцу, и операция была бы связана с огромным риском. В случае успеха операции мне оставалось жить 1–2 месяца, а в случае неудачи… Это известие для меня было равносильно смертному приговору. Я лежал на кровати и испытывал страх и отчаяние. Я ведь только начинал жить, неужели так все и закончится? Не может быть, чтобы человеческая жизнь была так хрупка! Слезы ручьем катились из моих глаз. И тут я вспомнил, что, когда я был на родине, один мой знакомый, чиновник достаточно высокого ранга, в разговоре со мной упоминал о некоем “живом будде”