Цицерон - страница 2

слабый свет исходил только от нескольких чудом сохранившихся фрагментов Цицерона. Но когда начался Ренессанс, прежде всего воскрес из пепла Цицерон. Ф. Ф. Зелинский говорит, что само «Возрождение было прежде всего возрождением Цицерона». Цицерона любили пламенно. Никто не сумел рассказать об этом ярче Петрарки. «Еще в годы детства, — пишет он, — когда другие восторгаются сказкой о Проспере… я пристрастился к Цицерону… Конечно, я в то время ничего не понимал, но сладость и звучность его речи так пленили меня, что все другое, что я читал или слышал, казалось мне чем-то хриплым и неблагозвучным». Когда мальчик подрос, отец отдал его учиться юриспруденции. Но сухая наука совсем не увлекала будущего поэта. Вместо того чтобы изучать законы и составлять завещания, он дни и ночи запоем читал Цицерона. Конечно, занятия его шли из рук вон плохо. Об этом сообщили отцу. Однажды он нагрянул нежданно, застал сына с Цицероном в руках и в гневе побросал все его книги в огонь. «Я плакал при этом зрелище, как будто меня самого собирались бросить в огонь», — вспоминает Петрарка. Отец сжалился над ним и выхватил из пламени маленькую книжку Цицерона^>{2}.

Когда Петрарка вырос, он окончательно забросил юриспруденцию. Страстная же любовь к Цицерону все росла и росла. «Тебе давно известно, — пишет он другу, — что из всех писателей всех народов и всех времен я больше всего… люблю Цицерона»^>{3}. «Ты — тот живой ключ, влагой которого мы орошаем свои поля; ты тот вождь, указаниям которого мы следуем», — писал он, обращаясь к самому римскому оратору^>>{4}. Он жаждал прочесть все его творения. Увы! В его руках были всего лишь жалкие обрывки. Петрарка говорил, что это напоминало ему кровавую битву — одни погибли, другие пропали без вести, третьи искалечены. Порой на него находили отчаяние и бешенство и он слал проклятие предшествующим векам. «Когда я взываю к любому из прославленных имен, я воскрешаю в памяти преступления последующих темных веков. Как будто их собственное бесплодие не было само по себе достаточно постыдным, они позволили книгам, порожденным неусыпными трудами наших отцов (древних латинян. — Т. Б.) и плодам их гения исчезнуть бесследно! Эпоха, которая сама ничего не произвела, не устрашилась промотать наследие отцов»^>>{5}.

И вот Петрарка поставил перед собой цель отыскать всего Цицерона. И цели этой он отдал всю жизнь. Он облазил все города и городки Италии в поисках исчезнувших рукописей. Он побывал во Франции. Он писал в Германию. Куда бы он ни направлялся и как бы он ни спешил, стоило ему увидеть вдали монастырские стены, он забывал о цели своего пути, сворачивал с дороги и стучался у ворот. А там умолял монахов разрешить ему осмотреть книгохранилище и сделать копии. Если он узнавал, что у какого-нибудь собирателя или богатого вельможи есть большая коллекция рукописей, он немедленно писал ему льстивые письма и просил разрешить ему на них взглянуть. «Ходят слухи, что под вашим кровом хранится Цицерон и что у вас есть много редчайших произведений его гения… Если вы сочтете меня достойным, позвольте мне насладиться блаженством в присутствии такого гостя». Такие письма слал он в города Италии, Франции и Германии^>>{6}.

И судьба вознаградила его за тяжкие труды. Он нашел много, очень много книг Цицерона. Но самое великое открытие сделал он в 1345 году в Вероне. В его руки попали письма Цицерона. Он немедленно известил об этом… самого Цицерона. Дело в том, что он привык обо всем рассказывать римскому оратору. «От Франциска другу Цицерону привет. С жадностью прочел я твои письма, которые долго и старательно искал, найдя их там, где менее всего думал. Я услыхал твой голос, Марк Туллий… Где бы ты ни был, услышь ответ… который слагает тебе один из потомков, влюбленный в твое имя и твою славу… Писано в мире живых… в… Вероне, 16 июня 1345-й год после прихода Бога, которого ты не знал»^>{7}.

Книга была огромна, так огромна, что, упав, она разбила ногу Петрарки. Но поэт не жаловался. «Возлюбленный мой Цицерон ранил меня когда-то в сердце, теперь поразил в голень», — шутливо говорил он