...Увидев, что Захар вернулся с пустыми руками, Татьяна опечалилась и пристально посмотрела на мужа.
Захар с гордостью рассказал жене:
- Сегодня полсажени шарахнули. Слава богу, несуковатые были, дубовые... Полтинник заработали, только денег нам не дали.
Татьяна не поверила мужу - знает она его нрав! - подняла крик и плач:
- Да что ты за муж, что ты за отец?! У меня в доме нет ни крошки, а тебе и заботы мало! Смотри, как люди живут, или ты уж ни на что не годен?
Унизила, накричала жена на мужа.
Захар устал, намерзся, кричит в ответ:
- Так что же я? Пью, что ли? Или ленюсь? И дома нет покоя! А хоть бы и выпил, так что? Я на свои выпил, не ты мне их заработала. - Захар грохнул кулаком по столу.
- А кто тебе стирает, печет, варит? - никак не угомонится, все допекает жена.
Захар не любит попреков. Он разошелся, распалился, разлютовался, напал на жену, сгреб ее во дворе, стал колотить. Вырвалась жена, побежала топиться в Псле. Муж догнал жену, начал валять в снегу. Подоспела дочь Маланка, вьется около матери, защищает, лезет под кулаки. Вырвала мать из отцовских рук, защитила.
Наделал Захар Скиба на всю улицу сраму и шуму, впрочем, разве люди не привыкли к семейным ссорам?
...В печи снова пылает огонь, теплый запах соломы расходится по хате, согревает тела. Дед Ивко ворочается на печи, стонет - то ли от старости, то ли от стыда за сына. Свет падает на грустное, худое лицо жены.
У Захара отошло от сердца. Он теперь чувствует свою вину и в ответ на укоры жены и дочки бросает:
- Ну, довольно!.. Ну, погорячился!
Не смея смотреть на домашних, снова стал заботливо точить пилу.
- А может, и выпил! - стал оправдываться перед женой. - Болит у меня душа или нет? О тебе и о детях... Восемь месяцев на кирпичном заводе работал? После троицы прислал пять? И под покров пять. Задатка взял три? Лето прожил и с собой привез двадцать? Хватило и на подать. А дальше на что жить?
- А мне долги надо отдавать? - жаловалась в ответ Татьяна. - Муку, масло, пшено... Скоро уже стыдно будет людям на глаза показаться!
Маланка взяла прялку, пошла на посиделки.
И все же как ни встревожен Захар (разве не пойдет кругом голова от невзгод?), он не утрачивает надежды на ясный день. А в глазах Татьяны дни застланы черным цветом - разного склада люди. Уже спать пора, а Татьяна все стонет.
- Сапоги разлезлись, - печально разглядывает она ноги.
- Пройдет зима, а там весна, ветреная пора, земля обсохнет, - утешает Захар жену, словно сапоги ей весной не понадобятся.
- Стают снега, разольется вода, захвораю я легкими, помру.
- Может, будет добрый урожай, заработаем в экономии, все подешевеет, подкопим, купим тебе сапоги.
- Дешево-то, может, и станет, да не на что будет купить, - с недоверием к этим обещаниям отзывается Татьяна. - А дрова? Топить нечем, где достанешь?
- Может, будет теплая зима, перезимуем как-нибудь.
- Лютые морозы остудят хату, а покрыть ее нечем, промерзает настил. Пойдут дожди - потечет...
- Пройдет зима, наступит лето, засветит солнце, вот и перестанет течь...
И снова в хате звучит песня, развевая тоску, навевая сон:
Ах ти, зимушка-зима,
Ти холодна, студена...
Известно - если человек тоскливыми глазами смотрит на свет, то ему и рай может показаться обыкновенной рощей.
Вот так всегда бывает: муж побил жену, - она всплакнет, - отлегло на душе. И Захар не зачерствел - как-никак, баба согревает хату.
В хате звучала песня, разгоняла тоску, навевала сон.
Порой в семье наступали мир и согласие, наведавшаяся на часок Маланка сияла. Мать сшивала полотняные куски, шила рубаху, надсадным голосом выводила песни про горилку, которая-де разбила не одну семью, разлучила не одного отца с детьми, "бодай ты, горiлко, пропала навiки". Отец, опустив чуб, насупленно стягивал дратвой сапог - вечная забота, словно откликнулся на все материнские причитания: "А я же з того горя - горя не боюся, пiду до корчмоньки, горшки нап'юся". Песня, мол, тосклива, а слова-то... дерзкие...
Маланка и калину-то срубила, чтобы не было свары в семье, да разве же помогло? Люди еще советовали срубить березу тайком от хозяина, тогда настанет лад в семье, да Маланка усомнилась.
