Гуров отметил про себя, что из Алешина вышел бы неплохой актер. Говоря свой монолог, Алешин светился от счастья, его просто распирало от желания творить добро и делать счастливыми людей, которые его окружают.
– Нас здесь трое, – сказал он Алешину. – И все трое будем купаться?
– Безо всякого сомнения! – отрезал Алешин, указывая пальцем на Перадо. – Вот! Ваш товарищ держит курицу, которая несет золотые яйца. Если ее беречь и холить, то она обеспечит нам всем безбедную жизнь до конца дней.
– Столько наворовал?! – восхитился Гуров.
А Крячко мрачно заявил, что поскольку курица в его руках, то он ни в каких благодеяниях не нуждается.
– Ошибаетесь! – ласково улыбнулся Алешин. – Чтобы золото стало доступным, необходимо соблюсти массу юридических тонкостей. При всем моем уважении к господам не могу представить, как удастся им разобраться в этой бухгалтерии. Материя крайне деликатная! Малейшая неточность может обойтись очень дорого. Поэтому на вашем месте я бы все-таки положился на меня. Мы заключим простую сделку. Вы отзываете свои претензии, а я обеспечиваю вас так, что весь остаток своей жизни вы спокойно можете провести где-нибудь на Гавайском побережье. Самые роскошные отели, закат над океаном, загорелые девушки, бумажник, набитый кредитными карточками…
– Остановитесь! – попросил Гуров. – А то у меня слюнки потекли. Я как представил себе эту роскошную жизнь, у меня просто в груди все замерло. Только, знаете, что мне все это напоминает? Пение сирены, заманивающей бедных путешественников. Вы тут нам напеваете сладкие мотивы, а где-нибудь рядом пристраивается снайпер.
– Ну что вы такое говорите! – возмущенно воскликнул Алешин. – Я же не враг себе. Мы должны договориться. Уверяю вас, денег хватит на всех. Пользуясь вашим лексиконом, должен признать, что наворовал этот сеньор много. Деваться ему некуда. Соответственно, некуда девать и деньги. Вот пусть и делится наворованным, ха-ха! Ну так как, будем заключать контракт?
– Как можно заключать контракт с человеком, который только что чуть не отправил нас на тот свет? – удивился Гуров.
Алешин пренебрежительно махнул рукой.
– Я приношу извинения за действия моих людей, – сказал он. – Очень трудно подобрать толковых помощников. Все переворачивают с ног на голову, постоянно делают глупости…
– Сочувствую, – сказал Гуров. – Но должен заметить, что за покушение на работников правоохранительных органов одними извинениями не отделаешься. Придется отвечать по статьям Уголовного кодекса. Вкупе с укрывательством беглого министра получится роскошный букет!..
– Подождите, – уже с некоторой досадой воскликнул Алешин. – Вы опять за свое? Разве мы не договорились? Я предлагаю вам миллионы долларов!
– А мы от них отказываемся, – хладнокровно произнес Гуров.
– Но от такого может отказаться только полный идиот! – в сердцах выкрикнул Алешин. – Вы хотя бы посоветовались со своими товарищами!
– Мы заранее посоветовались, – вставил Крячко. – И решили, что репутация дороже денег.
Наступило молчание. Сидя на стуле, Алешин рассматривал теперь оперативников, как диковинных зверей в зоопарке. На иностранцев и на доктора, застывшего возле приоткрытой двери, он не обращал никакого внимания.
– И это ваше последнее слово? – наконец произнес Алешин мертвым голосом.
– Первое и последнее, – ответил Гуров.
Алешин еще немного помолчал. Чувствовалось, что в этот момент он принимал решение, которое давалось ему нелегко. Но Гуров невольно сам подтолкнул Алешина.
– И учтите, что ФСБ уже идет по вашему следу, господин Алешин! Мы, собственно, первая ласточка, не более. Но скоро к вам явятся гости посерьезнее…
– Ах вот как? – сказал Алешин, вставая. – Что ж, каждый выбирает по себе… Не обольщайтесь, на этот случай у меня заготовлен один вариант… Конечно, проблемы будут, но эти проблемы ничто по сравнению с вашими… Может быть, все-таки передумаете? – Он дошел до двери, обернулся и резко сказал: – Последний раз спрашиваю!
– Идите уж! – ответил Гуров. – Переговоры окончены.
Алешин неожиданно цепко ухватил врача за рукав и вышвырнул в коридор. Вслед за ним выпрыгнул сам. Раздался громкий треск и грохот, дверь захлопнулась. Вадик метнулся к выходу и ударил в дверь плечом. Она не шелохнулась. Он с искаженным от злости лицом обернулся.