Федор Маркович выходит из кабинета. По красным пятнам на его щеках догадываюсь: вставили ему фитиль за что-то. Так тебе и надо! Хотя – почему я так радуюсь? Мне Федор Маркович ничего плохого не сделал. Ладно. Быстрый взгляд в зеркало – и в кабинет.
– Разрешите, Петр Ильич?
Шеф поворачивается вместе с креслом. Смотрит исподлобья, недобро. В глазах вопрос: какого тебе хрена надо?
– Петр Ильич! Мне из «Аквилона» позвонили. У меня там кухня заказана. Просят приехать, чтобы обсудить изменения в проекте. Можно после обеда задержаться?
Босс молча смотрит на меня. По глазам вижу – не верит! С самым невинным видом продолжаю смотреть ему в лицо. Не знаю, убедил его мой взгляд или просто рукой махнул? Неважно. Главное, что разрешил.
Выхожу из кабинета. Славик равнодушно скользит по мне взглядом и снова утыкается в сканворд.
Во всей фирме, кроме охраны, – ни души. Быстро одеваюсь и бегу к выходу. Стук моих каблуков разносится по длинному коридору гулким эхом. Кивок охраннику – и я на улице. Снегопад, слава богу, закончился. Петрович смахивает метлой невесомые снежинки. На крыше, на капоте, на крышке багажника моей «малышки» сантиметра три снега. Терпеть не могу, когда ездят на машинах как на сугробах с мотором. Сметаю снег и сажусь в кабину. Пока двигатель греется, звоню на мобильник Светке из отдела доставки.
– Светочка! Извини, не успела к тебе заскочить. У меня тут проблемы появились. Я у шефа отпросилась. Посидишь за меня после обеда? Петруши не будет, так что делать ничего не надо. Чисто формально поприсутствуешь. Ладно? Спасибо, дорогая! С меня магарыч!
Супермен встречает, как я и ожидала, в халате на голое тело. И конечно, с фотоаппаратом. Он скачет вокруг меня с «Никоном», забегает то справа, то слева, то приседает, то снова вскакивает. И раз за разом нажимает на спуск, так что затвор щелкает непрерывно, будто пулемет. Я уже привыкла к этому и, подыгрывая ему, позирую. Но Семен резко прекращает съемку.
– Все! – говорит он, убирая фотоаппарат.
Прочитав в моем взгляде немой вопрос, отвечает, будто приговор оглашает:
– Не быть тебе фотомоделью!
Хмурю брови. Повышаю голос:
– Это почему же?
– Потому что в тебе, как и в большинстве смертных, живет страх перед объективом. Как только начинаешь позировать, с лица исчезает все, что делает его живым и неповторимым. Оно превращается в маску. Если сегодня мне и удалось сделать хороший снимок, то до того, как ты начала кокетничать.
Я собралась обидеться, но Семен это почувствовал. Кладет фотоаппарат на столик. На его губах появляется та самая улыбка изголодавшегося самца, которая сводит меня с ума. Глаза его блестят. Обида тает, как снежинка на ладони.
Мы целуемся, и все исчезает: муж с его проблемами, капризность Семена – все! На всей планете есть только Супермен, я и наша страсть.
Вспотевшая и счастливая, лежу на спине, глаза закрыты, слушаю рядом с собой все еще шумное дыхание Семена и улыбаюсь. Перебираю волоски на его груди. Мне хорошо.
Но идиллия длится недолго. Семен ворочается, кряхтит, словно старый дед, и садится. Открываю глаза. Передо мной – могучая спина любовника с рельефными мышцами под гладкой кожей.
– Надо что-то с диваном делать, – вдруг говорит Семен. – Сегодня соседку снизу встретил, когда мусор выносил. «Молодой человек! Сделайте что-нибудь со своей кроватью. Ведь ужас какой скрип!»
И тут же:
– Показать тебе мои новые работы?
– Конечно!
Голые, мы идем в его кабинет. Ноутбук включен. Семен щелкает мышкой, и мы начинаем смотреть его свежие снимки. Набережная Невы. Петропавловская крепость. Петровский мост. Банковский. Старичок в каком-то садике сидит на скамейке и кормит голубей. Заснеженная морда клодтовского коня на Аничковом мосту. И так далее.
– Ну как?
– Отлично! – говорю я. – Только кому такие фотографии нужны?
– Что? Разве плохо?
– Да нет. Хорошо. Но все, что ты сегодня наснимал, уже снято до тебя. Миллион сто тысяч раз. Ты еще дождись лета и сними шпиль Петропавловки. В створе разведенного пролета Дворцового моста.
Супермен выпускает из руки мышку. Роняет голову на грудь и обреченно вздыхает.
– Ты права! – шепчет он. – Я – бездарь.
