– Никогда себе этого не прощу, – Рипли нервно теребила платок в пальцах. – А Эшу не прощу и подавно.
– У нас не было времени для исследований, – ответил капитан.
– Я не об этом. Это – преступление.
– Сейчас очень легко искать виноватого. Не всегда, дорогая, все получается так, как хочется.
– Да, не всегда. Но сканирование необходимо.
– Эш производил вскрытие, – Даллас положил руку на клавишу, открывавшую шлюз. – Мы вряд ли что-нибудь увидели бы.
– Это почему?
– Судя по нарушению тканей в теле Кейна, эта тварь образовалась в нем всего за несколько минут.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То и хочу, что от микроскопического яйца или эмбриона до той стадии, когда существо покинуло тело, прошло не более двадцати минут.
– Боже! – вырвалось у Рипли, и холодная волна покатилась по спине, собирая в комок мышцы.
На экране оранжевым светом замерцал символ шлюзования. «5», «4», «3», «2», «1», «0». Створки шлюза плавно разошлись, и белоснежный кокон вылетел в пустоту. Всего несколько мгновений, пока свет навигационных огней освещал его, он был в поле зрения. Еще секунда – и он исчез, поглощенный бездонным мраком космоса.
– Прощай, наш друг, – вполголоса произнес Даллас. – Ты уже ничего не сможешь нам сказать.
– Покойся с миром, – добавила Рипли и вышла из рубки.
Может, это страх? Да нет. И страхом трудно назвать это непонятное и смутно томящее ощущение во всем теле. Но до чего мерзко! Это чувство похоже на то, что возникает в ожидании хорошей трепки. Организм готовится к борьбе, трудностям, страданиям – и отравляется, поддерживая в каждой клетке боевой дух. Ничего не происходит, и становится еще более муторно, появляется какая-то пустота.
Наверное, я уже слишком долго морочу себе этим голову; может быть, лучше было бы просто бояться. Да, пожалуй, это никем не уважаемое занятие очень украсило бы мое вынужденное бездействие. Но самое жуткое в такой ситуации – это понимать необходимость и срочность принятия каких-то мер.
А тварь носится сейчас где-то по нашему кораблю, гадит… а может быть и нет. Может, она уже сдохла давно, как та, предыдущая, и воняет, разлагается в каком-нибудь вентиляционном ходу.
В голове бред, какая-то каша. Из темного болота гнетущей пустоты вдруг выплывают нестерпимо яркие, почти реальные образы и картины. Они вспыхивают лишь на мгновение и гаснут. И я даже не успеваю осознать их.
Ни о чем не хочется думать. Не надо думать. Просто лечь бы сейчас и заснуть, а проснуться уже в Мемфисе ярким апрельским утром. Да, мечты, мечты… Одна радость, что на них пока еще есть время и можно спокойно помечтать.
Бретт положил на стол длинную тонкую стальную трубку с набалдашником странной формы с одной стороны и пистолетной рукояткой – с другой:
– Можно попробовать вот это.
– А она… – Даллас скептически поглядел на хрупкую конструкцию.
– Все, что есть. Это единственное серьезное оружие, которое я нашел.
– Он взял трубку, нацелил в потолок и нажал на стальную петлю, расположенную у рукояти. Голубая молния слетела с набалдашника, выбросив сноп искр, врезалась в угловую балку потолка. Сталь загудела, по серебристому металлу пошли радужные вспышки, и он стал осыпаться мелкими кусками неправильной формы, как раздавленное стекло.
– Это может убить его. Конечно, гарантии я дать не могу.
Бретт передал оружие Паркеру. Тот взял его, покачал на руке, как бы взвешивая.
– Может, огнеметы лучше?
– Нам нужно сначала найти его, – проговорила Ламберт, гася окурок об угол стола.
– Ты права, милая. Нам нужен вот этот прибор, – Эш поднял с пола большой ящик с длинным раструбом с одной стороны и узкой шкалой и сигнальной лампой с другой. – Это тепловизор. Он ведь теплокровный.
Эш нажал клавишу пуска и поднес руку к раструбу. Миниатюрная стрелка на шкале вздрогнула, вспыхнула алая лампочка, и слабый, но настойчивый писк наполнил каюту.
– Вот. Видите, как действует? Мы пойдем с ним. Здесь есть регулятор. Максимальное расстояние, на которое он действует, – пять метров.
– Негусто, – разочарованно присвистнул Паркер. – Ты видел, как эта зараза слетела со стола? И пискнуть не успеешь, как она прогрызет в тебе дыру!
